ПОГОВОРИМ НЕМНОГО О ЛЮБВИ?
(обзор конкурса «Только любовь» на www.svetkidoma.net)
Те, кому не лень, могут понять мое отношение к этой теме, и к тому, что, в большинстве случаев, по этой теме пишется, кликнув по ссылке:
http://www.proza.ru/2005/12/29-122 –
и прогулявшись по вывешенному там очень длинному тексту, найти в нем все, что говорилось о любви. Правда, речь там шла об авторской песне, но, как известно, 80% песен именно о любви и ваяется.
Итак, добрый день!
Не знаю, успели или не успели вы, уважаемые Дамы и Господа, соскучиться по моим злобным и вредным комментариям к шедеврам Вашего Поэтического Творчества, но… после некоторого перерыва, связанного с моей основной работой, я опять на коне (вороном), и опять готов, в отличие от моих добрых и ласковых коллег по сетевой критике, разразиться самыми недобрыми… я бы даже сказал – жестокими словами по поводу Вашей Любовной Лирики.
Впрочем, о добрых и ласковых коллегах…это я написал так… по привычке. Меня опередили. И глубоко уважаемый мною Сережа Смирнов (извините за фамильярность, Сергей!), с огромным трудом нашедший в этом потоке словоблудия изюминки, и моя заочная (до сих пор) литературная подруга Наташа Солянова, раздавшая, в силу своих «жюрительских» обязанностей, свои баллы «лучшему из худшего», – оба они вполне отчетливо выразились по поводу литературно-художественного уровня конкурсных опусов: «Серость!». Я бы выразился еще покрепче: «КОШМАР»! Но, поскольку, как я уже сказал, меня опередили, попытаюсь, сменив имидж, переквалифицироваться из обвинителей в адвокаты.
Ну, а чего, собственно говоря, вы, дорогие мои коллеги, ждали? Потока подлинных шедевров? Так откуда им взяться-то? Мне думается, сама идея проведения конкурса на подобную тему, да еще, чтобы стихи были неопубликованные, «с пылу, с жару», так сказать – должна была бы умереть еще в зародыше. Где его взять-то, этот самый «жар»? Искусственно вызвать в себе? Это сегодня-то? Когда само понятие «ЛЮБОВЬ» нивелировано до предела. Вот и приходится – и вам, и мне – читать либо умозрительные рассуждения «по поводу», либо заштампованную бредятину, либо то, что я называю псевдодекадансом или псевдоэстетством. А это – самое страшное, поскольку воспитывает у неискушенного читателя дурновкусие.
«…В «любовной теме» лавров не лови!
Давным-давно известно умным людям:
Чем больше мы талдычим о любви,
Тем меньше мы, в действительности, любим!..».
Вот с этой основополагающей мысли, я и хотел бы начать свои мрачные комментарии. Наша милая Дама с горностаем от комментариев уклонилась, но свои тридцать баллов честно раздала, я же, в отличие от нее, настроен слегка «поточить зубы», а вот баллы, вполне возможно, попросту зажилю, и не дам никому. А если уж и дам – то не все, да и сделаю это в самый последний момент. Больно уж мне любопытно посмотреть, как будут оценивать творчество своих коллег-соперников сами пишущие массы. Для статистики. Впрочем, я, со страхом, ожидал гораздо большего количества выставленных на конкурс образцов современной «любовной лирики». Ну, а пятьдесят (с небольшим) шедевров – это вполне приемлемо. Это осилить можно. А поскольку среди этого «полтинника» есть несколько опусов, о которых, мне думается, просто необходимо сказать несколько «теплых» слов, я уж попытаюсь, в меру своих возможностей, чуть-чуть коснуться и остальных, чтобы никому обидно не было.
Но… все это несколько позже. Требуется некоторое время, чтобы эти 53, с позволения сказать, стихотворения каким-то образом отсортировать и систематизировать. Иначе, если комментировать все подряд, – попросту не успею. Так что, подождите уж чуток, уважаемые Дамы и Господа, пока я их разложу по папочкам. Ну, а пока – раз уж я присел за ПК, а спать еще не хочется – попробую, для затравки, просто немножечко порассуждать… вокруг да около.
Да, прав Сергей: о любви, за сотни тысяч лет человеческого существования, наверняка, сказано уже все, что только можно. Но почему же, несмотря на это, на протяжении множества веков, сотни… тысячи… десятки, сотни тысяч «поэтов» и «поэтесс» настойчиво продолжают писать о любви? Писали, пишут, и будут писать! Одни – лучше, другие – хуже, третьи – вообще, безграмотно. Но все равно будут! Причем, всенепременно, о любви возвышенной. Почему?..
А почему голубь, раздув зоб и растопырив перья, выписывает круги вокруг голубки, томно и страстно воркуя что-то ей на ушко. Какие свои голубиные стихи он ей читает?
Почему, в период гона, мой любимый спаниель Дюк так и норовит улизнуть на улицу, чтобы в компании других кобелей повыпендриваться перед дворовой течной сукой? И почему у его постоянной подруги и партнерши по охотничьей работе – соседской спаниельки Мухи (вообще-то, по паспорту, зовут ее Хлоя), во время течки, совершенно меняется поведение и манера общения с ним. Поглядеть на них в эти дни, когда они вместе… в лесу… – поэма! Почему?..
Да потому что все мы – дети Природы, а…
«…В природе все устроено хитро:
Когда звучали трели менестрелей,
Вздымались груди опытных матрон,
И девы, раздвигая ноги, млели…».
Как там писал Есенин, в гениальном своем «Черном человеке»?
«…Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, -
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою…».
О чем поет, в определенное время года, соловей? Или – чирикает воробей, растопыривая, так же, как и его более мелодичный товарищ, перышки? Да все о том же – о любви!
И каждый делает это так, как умеет.
Так что – просто все, уважаемые Дамы и Господа! Мы тоже растопыриваем перышки. Потому что наша обязанность перед Природой – выполнять требования одного из двух основополагающих инстинктов – инстинкта продолжения рода. И каждый из нас тоже делает это так, как умеет. И очень многое зависит от объекта вожделения и эстетических требований и запросов окружающей аудитории. Для кого-то стихи на уровне «Люби меня, как я тебя, и будем вечно мы друзья» – уже вершина поэтического творчества; кому-то безумно нравятся «поэзы» Игоря Северянина; кто-то без ума от поэзии Апухтина; кто-то, от восторга, писает в трусики, читая сопливую любовную лирику Эдуарда Асадова… продолжать можно до бесконечности.
И мужская любовная лирика будет постоянно отличаться от женской, потому что задачи в любовной игре у обоих полов совершенно разные. Хотя, со временем, и это, пожалуй, нивелируется, в силу женской эмансипации, мужского инфантилизма и популяризации нетрадиционной эротической ориентации. Вспомните, какие мощные, без преувеличения, мужские стихи писала лесбиянка Сафо, а если зайти на «Голубой» поэтический сайт, какую замечательную женскую любовную лирику можно найти на нем…
Каждый пишет так, как может. Главное – чтобы это было искренне, а не по заказу.
Так вот: я глубоко убежден, что писать о любви ПО-НАСТОЯЩЕМУ, так, чтобы это стало для читателя или слушателя откровением, может лишь тот, кто, в этот момент, действительно охвачен этим удивительным чувством, тот, кто, попросту, не может удержать в себе счастье или боль, испытываемые в этот момент, и ему просто необходимо кричать об этом на весь мир, или, наоборот – сдавленным шепотом, делиться с окружающими самым сокровенным.
Никогда не забуду потрясение, испытанное в давней юности, когда в мои руки впервые попала маленькая потрепанная книжица – одно из ранних изданий поэмы «Облако в штанах». И с этого самого момента, «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный», которого мы, тоскуя, изучали по школьной программе, стал для меня, на всю оставшуюся жизнь, величайшим лирическим поэтом.
«Мария, дай!», – кричит Маяковский, и я понимаю, почему «…каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка, из горящего публичного дома…».
Впрочем, я, как обычно, раздухарился… пора бы уж и честь знать.
Думаю, для начала возможной дискуссии, этого вполне достаточно.
Я сознательно не принял участия в конкурсе, как автор, потому что не могу писать о любви, не любя. И, точно так же – сознательно, выставил на сайте несколько написанных мною текстов песенок к театральным спектаклям, в которых речь идет о любви. Не потому, что считаю их шибко хорошими, а для того, чтобы было понятно – это не любовная лирика. Это мое ремесло, за которое я получаю деньги.
А посему, я – как критик – перед вами чист и прозрачен, как стеклышко, так что можете быть уверены: я буду предельно объективным, рассматривая, разумеется, ваши опусы исключительно со своей колокольни.
Всего вам доброго, уважаемые Дамы и Господа!
Ждите продолжения.
ПОГОВОРИМ НЕМНОГО О ЛЮБВИ? (продолжение)
Добрый вечер, уважаемые дамы и господа!
Вот ведь какая незадача: поговорили мы тут немного с нашей уважаемой Svetkой о театре, о литературе… устроился я поплотнее в кресле, чтобы этак… основательно взяться за прочтение, сортировку и раскладывание по папочкам ваших стихов, гляжу – что-то ничего у меня из этого не выходит. И так, и сяк раскладывал пасьянсы: и по темам (к примеру – «У нас любовь была, да мы рассталися» или «Разлука, ты, разлука»), и по глубине содержания, и по степени искренности (на чем я настаивал в предыдущем выпуске), и по уровню исполнения – ничего не получается. Пальцы сами стихотворения, одно за другим, в одну и ту же папку складывают.
И вспомнилась мне, уже не в первый раз, старая литераторская байка о том, как Александр Трифонович Твардовский, в бытность свою главным редактором журнала "Новый мир", присланные в редакцию рукописи раскладывал в две стопки. «Вот это, – говорил он, – задеЁт. А это – не задеЁт». Конечно, думаю, это всего лишь литераторский анекдот, но, вполне возможно, именно так мне и нужно оценивать ваши стихи: не раскладывать в десяток папок, не копаться в версификации, не говорить о смысловых и стилистических ляпах, не искать в них каких-то особых глубин, а просто прислушиваться к себе и проверять, задевают, затрагивают они что-то в моей душе, или же – нет. Возможно, так честнее. Просто на уровне «нра» или «не нра».
Очень, знаете ли, понравилась мне эта идея, захлопал я, было, в ладоши, но моментально осекся: стихи-то в одной единственной папочке лежат. Что же это такое получается?! Неужели мне все «не нра»? Неужели меня ничто «не задеЁт»? В чем дело?
Ну, и бросил я, к чертовой матери, эту работу. «Ладно, – думаю, – утро вечера мудренее. Разберусь на свежую голову. А пока, для поднятия настроения, сыграю-ка я с компьютером в какую-нибудь игру». Ну, а поскольку в стрелялки я не играю – реакция давно уже не та, в преферанс с болваном – неинтересно, решил я поиграть в самую замечательную детскую игру «кубики». Знаете, это когда картинки разрезаны на части, наклеены на кубики, и ты должен сложить одну из них. Очень забавные и неожиданные результаты, иной раз, получаются. Самая подходящая для меня игра: давно уже впадаю в старческий маразм и детство.
Так вот… выбрал я из 53-х стихотворений те, что ямбом написаны (пятистопным и четырехстопным), разрезал из на четверостишия-кубики, перемешал и начал складывать в картинки-стихи. Глядь, а у меня что-то совершенно другое получается! Читаю – мать моя!...совершенно новые стихи! Понравилось мне это дело, складываю дальше, а сам напеваю: «Ах, эти ямбы, ямбы, ямбы… им бы… я бы!..». Минут пятнадцать складывал и так и этак. И получились у меня, в результате, аж целых четыре новых стихотворения. Говорю сразу: ни единого слова я от себя не добавил. Названия только придумал им свои, да пару запятых заменил на точки.
Теперь предлагаю сыграть и вам. Попробуйте определить, фрагменты скольких конкурсных стихов использованы мною в каждом из них.
ПОЦЕЛУЙ В АУЛЕ
Есть девушки красивые в ауле,
Есть много глаз, сверкающих в ночи,
Есть руки нежные, есть кудри золотые,
Есть губы алые, но всех красивей ты!
Играя в фанты, встретились мы, Алла,
На дне рожденья друга моего.
Горячий поцелуй ты проиграла,
А я зачем-то выиграл его.
Вечерний сквер. Мы не спеша бредём
Вдоль снегом припорошенной аллеи,
Сжигаемые чувственным огнём,
От поцелуя долгого хмелеем.
Такая ночь придумана для счастья,
Но, как ни жаль, подвержена концу.
Я так люблю, когда твои запястья
Расплетены и брошены к лицу.
Ты можешь думать, что всё это ложь...
Конечно, может, так оно и есть;
Но как же ты узнаешь и поймёшь,
Где истинные чувства, а где лесть?
Мы будем ждать, улыбчивые двое,
Не приговора - завтрашнего дня,
Румяных губ дыхание живое
Заволокло как зеркало меня.
На острие декабрьской декады
Я растворюсь, как мысли и слова.
В последний миг земного торжества
Над пустотой сверкающего сада.
ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ
Вновь это слово завладело мной,
Вновь это слово странное – «любовь»,
Опять его охвачен тишиной,
И умираю, возрождаясь вновь.
Не думал я, что сердце вновь заноет,
Что вновь придёт любовная хандра…
Хочу я снова встретиться с тобою,
Хочу вернуть счастливое вчера.
Мне без тебя так грустно одиноко
Печаль в ночи кружится за окном
И в белом савоне твой образ постучится
Прошла вся жизнь как в зеркале кривом
Устав, наверно, быть со мной в разлуке,
Ты бросишь горсть воздушных поцелуев
В мои слегка обветренные руки,
На миг согрев планету голубую.
Хочу с тобою объясниться вкратце:
Хочу с тобою встретиться опять,
Чтоб больше никогда не расставаться,
Чтоб фанты лишь вдвоём всю жизнь играть!
Открою дверь я потихоньку милой
Последний раз прижмусь к ее устам
И обратится образ тот невинный
В старуху вещую которую неждал
Над городом, закованным в ограды,
Сквозь облаков цветные кружева
Войду в неизмеримое пространство.
Я стану всем. Не будет ничего.
РУКА
Твоей руки дрожанье на запястье
И словно камень: «Я тебе не верю».
И ты, моё единственное счастье,
Стоишь в ночи перед открытой дверью.
Любовь-любовь... на то она и чудо,
Иллюзия, мираж, по крайней мере!
Внезапно появившись ниоткуда,
Досталась той, что в чудеса не верит...
Рука твоя – прохладная ладонь –
К моей ладони трепетно прижата.
Как мало нам осталось на любовь,
Как велика прошедших лет утрата.
Я плачу и смеюсь, как в первый раз,
Я никогда так не ждала весны,
Как взгляда твоих сине-серых глаз:
В них дождь. Туман. И призрачные сны.
В глаза твои смотрю – не насмотрюсь,
Глубинный свет их душу мне магнитит.
И я гоню, гоню из сердца грусть,
Что мы так поздно на одной орбите.
Февраль взметнется солнечным июлем,
Плеснув загаром в сумрачные лица
И ты уснешь, безудержно тоскуя
По белым снам в заснеженных ресницах.
В ПОХОД ЗА ЛЮБОВЬЮ
Мне полюбить кого-то сложно
А разлюбить-еще сложней,
Но сколько ж мучаться мне можно,
Ведь от любви еще больней?!
Ты для меня, как свет в окне,
Лучом во тьме сияешь зримо.
Не думай плохо обо мне,
Ведь это непереносимо.
Сквозь бурю, ветер и туман
К тебе, любимый, пробираюсь,
Мираж пустынь – весь их обман,
Я не на миг не испугаюсь.
Я вижу вновь тебя во сне
Волной чистейшего потока.
Не думай плохо обо мне,
Ведь это глупо и жестоко.
Иду сквозь сумрак, грязь и пыль,
К тому, что там в конце сверкает,
Иду и верю, может быть
Внутри Тебя весь лед растает…
И верю там при нашей встрече
Устав от бренной суеты
Соединим мы наши души
Прекрасной вечностью любви!
Ну, как?.. Сосчитали?.. Очень хорошо! Для проверки даю ответы:
«Поцелуй в ауле» – из шести конкурсных стихотворений,
«Любовь и Смерть» – из пяти стихотворений,
«Рука» – из пяти стихотворений,
«В поход за любовью» – из четырех стихотворения.
Я думаю, мне нет необходимости объяснять, для чего мне понадобилось все это хулиганство, и разбирать использованные стихи, с литературной точки зрения. Согласны?
В таком случае – до завтра. Утро вечера мудренее.
Да, кстати!.. если представить эти четверостишия не в виде кубиков, а в виде поэтического раствора, игра будет называться «Переливание из пустого в пирожное».
ПОГОВОРИМ НЕМНОГО О ЛЮБВИ (продолжение 2)
Прежде, чем начать свои комментарии, я хотел бы прояснить мою позицию в отношении данного конкурса.
Дело в том, что когда я написал, что зажилю свои 30 баллов, я отнюдь не шутил. Это вполне серьезно. Стихи-то у меня, действительно, сложились все в одну папочку, и выделять кого-то за счет других мне совершенно не хочется. Тем более – почти все уже проголосовали. Я мог бы, конечно, из каких-то своих соображений приподнять кого-то одного за счет других, но это было бы, мне кажется, нечестно ни по отношению к вам, ни по отношению к самому себе. Ну, нет для меня на этом конкурсе лидеров. Ничего с собой поделать не могу. Кроме того, я очень серьезно отношусь к печатному слову, и брать на себя ответственность за то, чьи стихи попадут в десятку, не хочу. Поэтому я, как Понтий Пилат, просто умываю руки, отдаю все на откуп демократии, и хочу спросить хозяйку сайта: что лучше – отсеять 23 стихотворения, а остальным добавить по баллу, или – не голосовать вообще?
Теперь – по поводу обзора.
Татьяна написала:
«…задача перед жюристами формулировалась так:
"...Члены жюри помещают в разделе "ОБЗОРЫ КОНКУРСНЫХ РАБОТ" подробную статью с разбором и комментариями избранных произведений, в которой развернуто аргументируют свой выбор." - Позитивный подход. Выделить то, что понравилось и аргументировать - почему. Привлечь внимание, таким образом, к наиболее достойным. Наградить вниманием».
А поскольку у меня «избранных произведений», к которым я хотел бы привлечь особое внимание, нет, и «позитивный подход» я обеспечить не могу – я решил просто взять с десяток работ, находящихся, на данный момент, где-то вверху статистической таблицы, и, в силу своего гнусного характера, покуражиться над ними. Остальные авторы, если им это интересно, могут спросить мое мнение об их стихах приватно. Отвечу обязательно.
№2 «О любви»
О любви? Конечно же, о счастье -
Как, проснувшись утром, на рассвете,
Ощутишь себя впервые частью
Целого... Всей жизни на планете:
Лепестков, пробившихся сквозь землю,
Неба, выжимающего тучи,
И деревьев, что веками дремлют...
И калитки - старенькой, скрипучей...
О любви... Наверное, о горе -
О невосполнимости потери,
О несправедливом приговоре
И о том, что больше не поверить...
О глазах, в которых боль застыла,
О горячем шепоте признаний
Под холодным взглядом конвоира...
О тревоге долгих ожиданий...
О любви? Наверное, о страхе...
О паденьи в сумрачную пропасть
Ревности... О взлете и о крахе,
О бессильи - только дверью хлопнуть.
О любви - о мудрости, возможно,
О великодушии прощенья,
О простом, что выглядело сложным,
Об истоках вечных вдохновенья...
О душе, о страсти и о теле,
О житейских будней круговерти,
О тепле распахнутой постели...
О любви. О жизни и о смерти.
Прочел. И очень огорчился. Ведь все правильно. Всё – туда. Всё по делу. Но – сухо. Скучно! Мертво!!!
Не стихи, а бухгалтерский реестр. Впору перед каждым Вашим «О» порядковый номер ставить.
Пытался зацепиться хоть за что-то. Пытался увидеть… представить себе… приговор, прощание, конвоира… Не вижу!.. Хочу увидеть – и не вижу. Жаль.
№3 «Живых в лед витрины»
Спит. Из руки вырывается, превращаясь в фосфор,
Летящий свет радостно в Мексику, в Астрахань…
Заберет глаза, заберет руки и не вернется,
Только и ждать.… А все – равно близкая, прекрасная.
Сестра,- это и вправду ад, и не видать мне моей Феи,
Да ты и сама знаешь, все мы под вЕтвями…
Сестра моя – Анжелина, владычица теней деревьев,
Тоже, как и все вы, не сможет, согреть меня.
Привиделось мне, прямо как твой Анастасий.
Небось, без лица был, где же его возьмешь, это лицо…
Анжелина моя, скажи им пускай уже свет погасят,
А то все время, пока сижу здесь, дом зАлит свинцом…
Сестра моя – сильная, да гордая, и миру чужда,
Истинной красоты она, по следам ее не ходить тварям.
Сестра моя не вытащит мой труп из пруда,
Не избавит мои легкие от едкой гари.
« Мама, мама, ОНИ положили живых рыб в лёд витрины!»
«Живых в лед витрины». И это все разошлось по клеткам.
Убивая, становиться такой нужной, такой красивой,
Такой необходимой, такой бестелесной, такой безответной.
Все, - снег везде, снег снаружи, через глаза вошел внутрь,
Уничтожив такие знаки как: «Любовь», «Правда», «Солнце».
И я знаю будет она говорить…Каму-то, каму-то, каму-то.
И я буду падать, срывая с рук, срывая с ног, с шеи кольца…
Все – снег.
№44 «Влюбленная комета»
Просто выпить. Достаточно чаю.
Морса, кваса. Да даже яда.
Просто выжить…. Я нечаянно
Коснулся взглядом твоего взгляда.
Сердце, стучащее так ритмично
На одно мгновенье просто встало.
Так эти годы…. Все так типично….
Ты так звенела. Ты все знала.
У всякой эпохи свой запах.
У пожитой жизни свой оттенок.
Пули выстреленные в Запад
Крошат кирпич из Восточных стенок.
…Ты все понимала. Ты так захотела.
Самолетик любви ощущаем гуденьем.
Взгляды мои затерялись в пределах
Сферы, очерченной радиусом терпенья.
Самолетик любви в облаках невидим.
И гул с годами смеется над слухом.
Дай бог, в науке есть сдвиги
Опознавания недоступного глазом и ухом.
Смеюсь, конечно…. А так же руками,
Ну, пусть языком, и, отчасти, носом.
Но все же объект закрыт облаками-
Значит и сам объект под вопросом.
Сижу на кухне. Чай остывает.
Сделано три глотка.
Как это низко-пренизко бывает,
Хотя цель так высока.
Ночь. Ощущение близкой кончины
Вселенной позволяет не замечать
Мелких проблем сентиментальности мужчины
За тридцать пять.
Природа, стремясь отдохнуть подольше,
Подальше от нас и наших проблем
Формирует в подоле нечто большее
Чем человек. Ей противен плен
В который она же нас и заключила.
И выход- простой, как ритм:
Бред сентиментальности одинокого мужчины
У которого сердце горит.
Мелодична борьба оголенного взгляда
И оголенного нерва- аж звенят ключи,
Висящие на гвоздике. Это ты рядом.
А глыба себе мчит.
Два мучения:
- Будь моею.
- Это невозможно сейчас.
Природа отступает. И нам бы с нею,
Но она оставляет нас.
За стеклом оконным ночные пространства.
Скоро будут цвести сады.
Сонный геоид страдает от пьянства
Самой зеленой на свете звезды.
Беспилотная, ты приникаешь к стеклу губами,
Но жажды не утолить.
С нашей планетой сталкивается лбами
Та, что уже разучилась любить
Земное.
Ставлю два этих стихотворения рядом по нескольким причинам.
Во-первых, потому что очень внимательно прочел обзор, написанный подлинным энтузиастом критического жанра – господином Андвари (за что ему мой личный поклон и спасибо), и обнаружил в этом обзоре два зацепивших меня момента. Первый, не относящийся к этим стихам, – это замечательная фраза: «Нет любви. Как сказал бы маленький принц, вы не пишете любовь. Вы пишете только слово: «любовь». – Это было сказано по поводу какого-то другого, конкретного стихотворения, но лично я применил бы эту фразу ко всему, что выставлено на этом конкурсе. А вот второй момент – неожиданное для меня сравнение двух этих опусов со стихами Бродского, повергло меня, извините, в тихий шок. Я даже уже, было, собрался прийти сегодня на сайт и развернуть большой плакат, наподобие того, что мы разворачивали перед судом в день знаменитого процесса о тунеядстве: «Руки прочь от Иосифа Бродского!». Но потом я передумал: сначала не нашел красок и рулона обоев, а потом перечитал комментарии еще раз, и успокоился. Оказывается, по мнению критика, только техникой они и похожи. Слава Богу!
Во вторых, я был просто потрясен столь высокой оценкой первого стихотворения моим уважаемым коллегой Валерием Пайковым, сказавшим об этом опусе: «На мой взгляд, это одно из наиболее интересных произведений данного конкурса». Мне думается, это настолько щедрый аванс, что, получив его, автор должен просто прыгать выше головы от радости. Ну, скажите мне, уважаемый Валерий, где в этом сумбурном «потоке сознания» (кавычки подчеркиваю) вы увидели философию и любовь к жизни? Страх – да. Отчаяние – да. Голую эмоцию – да. Но уж никак не философию.
В-третьих, эти два стихотворения, действительно близки по форме, только… причем тут Бродский? (Вот черт, не могу успокоиться). Гениальность Бродского в том, что каждое его стихотворение имеет свою, присущую только ему форму, абсолютно тождественную содержанию. Бродский разный; и, как поэт, писавший, в основном, по наитию, никогда не задумывался ни над формой, ни над техникой. Это было дано ему свыше. Он не заботился о том, КАК, но всегда знал, ЧТО он хочет сказать. И если многие его стихи, действительно, воспринимаются нами, как поток сознания, то этот поток был всегда осознанным. Не рациональным, а именно осознанным.
То, что в первом стихотворении никто, кроме Валерия ничего не понял (кроме десятки от жюри – ни одного балла) нет ничего удивительного. В нем, действительно, черт ногу сломит. И если кто-то и пытался понять, кто кому сестра, и кто кому мама, и кто такой Анастасий без лица, и почему «…кАму-то, кАму-то, кАму-то…», вряд ли у него получилось что-то путное. Живая рыба, положенная в лед – это да. Это метафора. Все остальное – сплошная невнятица. Как говорила когда-то моя младшая сестренка, читавшая кошмарно абстрактные стихи одного из моих приятелей: «Непонятно, но здорово!».
А вот второе стихотворение, напротив, кажется мне чрезмерно рациональным. В нем есть и развитие, и перспектива, но оно… умозрительное, что ли. Вот в нем-то, как раз, эмоции мне и не хватает. Эмоции и ритма. Не ритмического рисунка, с ним-то все в порядке, а внутреннего ритма. Нерва, если можно так выразиться. То, что воспринимается оно, с первого раза, тяжело – правда. В него нужно вчитываться для того, чтобы четко уловить смысл.
Любопытная мысль пришла в голову: а может быть, его следовало бы оформить лесенкой, выделяя смысловые ударения разорванной строкой. Не формально, разумеется, как это делают многие, а кропотливо и скрупулезно. То есть, «сделать» стихотворение, застроив форму, как говорил В.В.Маяковский.
№7 «Признание из прошлого»
Посмотри мне в глаза просто –
разве не был тебе я верен?
Я листвою был в жизни прошлой,
устилавшей твой чудный берег.
Тонкокожей листвою в охре –
о тебе она гимны пела.
Если б неба не грубый окрик,
не ожоги созвездий белых.
Кровь из нежных моих прожилок
истекла вся, до капли, в почву,
чтобы снова набухли почки,
чтобы новые листья жили,
и краснели при мысли только
о свиданьи с тобою главном.
Я, наверно, тебя не стоил –
но в любви не бывает равных.
Но в любви не бывает лишних,
даже если один в опале.
Посмотри же, мои листья
на колени к тебе упали.
Мой бог! Ну, что за мужик нынче пошел! Какое невероятное самоуничижение! Будь моя воля – я бы назвал это стихотворение «Исповедь мазохиста». И листвой-то под ногами он у нее пластался, и дифирамбы –то… пардон… гимны ей пел, и умирал-то он от любви, не смея даже подумать о взаимности, и лелеял, и взращивал-то он эту свою любовь, чтобы в очередной раз бросить листьями ее к ногам… пардон… на колени кумира!.. Достоевщина, да и только!.. Да нет!.. куда там героям Федора Михайловича! Те ковыряли-ковыряли свои болячки, смаковали-смаковали свою боль, а потом – ррраз!.. и отчебучивали что-нибудь этакое, из ряда вон выходящее. Нет, нашему герою такое не грозит. На поступок он не способен. «В любви не бывает лишних, – беззвучно говорит он глазами недосягаемой, – я тебе пригожусь… хотя бы для того, чтобы вытирать об меня ноги».
Мда-с!.. «Какое душераздирающее зрелище», – как говаривал ослик Иа.
Непонятно только, почему это нытье называется «Признание из прошлого», если листья безответной любви опять лежат на ее коленях?
№16 «АННА»
«Светлые Анны глаза что анютины глазки…»
Я б написал, но сравненье избито и пошло,
Чтобы достойно девичью воспеть красоту.
Сбросила дева одежды – не нужно одежд.
Юной своей красоты не пристало стыдиться.
Сбросят стихи одеянья ненужные рифм.
Пусть обнаженная Муза предстанет пред Вами.
Анины очи – соколки бездонных небес.
Может быть, и не небес – отражение моря,
Что омывает и Розовый остров, и город
Смелых красавиц. Покрашены волосы Анны
В цвет облаков. Древние кельты, решив отличаться
От покоренных племен, волосы красили тоже.
Были блондинами все как на подбор.
Мне бы на колени пред ней пасть,
Как пред кельтской царевной,
Голову молча склонив пред ее красотой.
Гибкая талия. Этот прекрасный живот.
Время наступит – в нем новая жизнь зародится.
Он – плодоносное поле,
И в нем животворное семя
В час наслажденья оставит
Мужская горячая плоть.
Как не поддаться мне магии чувственных губ?
Этих дразнящих, влекущих,
Что созданы ради любви.
Манят, беззвучно зовут ярко-алые чудо-уста.
«Магия», «мания», «манят» -
Гляди, затесалась и рифма.
Тонкие, точно точеные пальцы ее как не воспеть!
Узкой ладошкою лоно стыдливо прикрыв.
Смотрит смущенно она с фотоснимка.
А белые груди мне напоминают
Две гиперборейских вершины
Иль скандинавскую руну «беорк»,
Что означает «развитие», «рост», «созреванье»
И «плодородие». А под красивою грудью
Бьется-колотится нежное Анино сердце.
Крестик блестит между двух обнаженных грудей,
Обозначая сакральное место – долину
Между вершин. Да простит милосердный Господь
Это сравненье, звучащее столь богохульно.
Но красота не бывает безбожной: ведь тело
Это – сосуд для души, что Господь сотворил.
Ведь содержанье и форма,
Должны соответствовать - правда? –
В произведеньи Господнем и в произведеньи поэта.
Господу слава, создавшему женское тело!
Матери слава, родившей прекрасную деву!
Мастеру слава, создавшему снимок чудесный!*
Славу пою беломорской красавице Анне!
Как не воспеть мне ее красоту!
Как не упасть на колени пред ней
Или хотя бы пред образом на фотоснимке!
А не приходило ли вам в голову, уважаемые господа обозреватели, что автор этого эпохального произведения просто-напросто откровенно издевается над нами? Над нами… над конкурсом… над законами стихосложения… над поэзией вообще и над любовной лирикой, в частности. А по большому счету – так и над самим понятием «Любовь». Сел за ПК, минут 10-15 подумал, да и отстучал на клавиатуре пародию. Таких «стилизаций» по километру в час писать можно. А сейчас сидит себе и потирает, кейфуя, руки… глядя, как взрослые дяди всерьез воспринимают эту пошловатую белиберду, и даже пытаются проводить какие-то парралели с «Песнью песней» Соломона или чем-нибудь еще.
Стеб все это, господа! Нагловатый стеб – и больше ничего!
Вчитайтесь повнимательнее в текст, уважаемые! Сами увидите. И, дай Бог, если я не прав.
№35 «Лэ об ивах»
…Но жемчуг, серебрившийся в бокале,
Меня от гибели не уберег,
И вновь клепсидра отмеряет срок
До нашей встречи в полутемной зале.
Ты вновь протянешь мне бокал вина
С таким нездешним странным ароматом…
Я опущу в него браслет с агатом,
И треснет он, едва достигнув дна.
Но ты кивнешь с улыбкою печальной:
«Tristesse… Tristeza…» Сделаю глоток…
Тристан, такой ли ты давал зарок,
Когда держал в руках фиал хрустальный?
Но над тобою халцедона свод,
И ты безмолвен, ведь жива легенда,
Но далеко до нового Триченто,
А здесь и ныне – предрешен исход!
И ты ко мне рванешься: «Mea culpa!»,
На краткое мгновенье разделив
Со мной вино… И никнут ветви ив
Над белой усыпальницей Исульты!
Нет, ну, это ж надо, какое во всем этом читается… брызжущее через край… я бы даже сказал, фонтанирующее самолюбование! Во всем: начиная с названия (у Марии Французской, помнится, эта история называлась «Лэ о жимолости»), и заканчивая претенциозной транскрипцией привычного всем легендарного имени «Изольда». «Тристан и Изольда» – знаю, «Тристрам и Исонда» (бретонский вариант легенды) – слышал, но не читал, а вот об Исульте, каюсь, не знал до нынешнего дня ровным счетом ничего. Впрочем, это не суть важно. Главное – все это до невозможности «красиво и куртуазно». Тут тебе и древнегреческая клепсидра, и хрустальный фиал (он же – бокал), и жемчуг, серебрящийся в нем, и рассыпающийся на куски агатовый браслет, и Ранний Ренессанс (Триченто), и зеленый халцедоновый склеп Тристана рядом с белой усыпальницей Исульты, и сам полиглот Тристан, шепчущей бедной женщине что-то сначала по-французски (Tristesse – грусть (фр.), потом – не знаю по-каковски –Tristeza (вроде, в сети мне попадалась «поэтесса» или «певица» с таким именем) и, в довершение всего, бросающийся к ней с воплем: «Моя вина!», – но, ни с того, ни с сего, почему-то по-латыни (Mea culpa!).
Короче говоря – развесистая клюква для «особо посвященных», для этакой эстетствующей «куртуазной элиты», для которой не важны ни логика, ни смысл – лишь бы красиво было. Нормальный человек во всех этих наворотах, ей-богу, не поймет ни шиша. Ни одного слова в простоте. Именно то, что в первом выпуске своего обзора я назвал «псевдодекадансом». Короче говоря:
Как жаль, Тристан, что в глубине фиала
Молекул яда было слишком мало!
Ведь я готов скончаться от инсульта,
Читая о страданиях Исульты.
Кстати, для непосвященных: «Лэ» или «Лай» (это зависит от диалектического произношения) – изначально – это полупесня, полурассказ. Их пели, гуляя по Англии и Ирландии кельтские менестрели, ну, а впоследствии, во Франции так назывался один из жанров куртуазной средневековой литературы – «lais bretons».
P.S. Когда читал этот опус вспомнился анекдот. Вы его, наверняка, знаете. Там еще фраза такая есть: «Сделайте мне красиво!..».
P.P.S. И вообще, сдается мне, что опус сей принадлежит перу той самой неизвестной мне «поэтессе» по имени «Tristeza» Вот смеху-то будет, если это действительно так.
№50 «Летняя сказка»
Ты на другой планете, ближе к лету,
Где красным морем распустились маки
И длинный хвост загадочной кометы
Над Муми-долом тянется во мраке
Где синий дом и желтые поляны
Квадратным солнцем весело согреты,
Где все поэты, непременно, пьяны
А за окном лазоревое лето
Устав, наверно, быть со мной в разлуке,
ты бросишь горсть воздушных поцелуев
В мои слегка обветренные руки,
На миг согрев планету голубую
Февраль взметнется солнечным июлем,
Плеснув загаром в сумрачные лица
И ты уснешь, безудержно тоскуя
По белым снам в заснеженных ресницах
А я, твой сон стараясь не нарушить,
Вдруг прилечу на новенькой ракете,
И ты с утра с улыбкой обнаружишь,
Что чуть прохладней стало на планете…
Уважаемый г-н Андвари!
Вы прагматик. Ну почему Вас не радует, как всех остальных – читающих и пишущих жителей этого сайта, а также – членов жюри, этот набор нелепиц? Вон – гляньте на статистику – единоличный лидер, на сегодняшний день. Ну, сказочнее так, по мнению автора: она же, как-никак, сказку писала. Ну, язык такой придумала автор. Почему Вам непременно хочется, чтобы все было по-русски. Вот захотелось ей, понимаете ли, свою, весьма содержательную историю, именно такими красками раскрасить, а Вы все: «Почему, да почему?... почему поэты пьяные?.. почему солнце квадратное?..». По кочану! Поэты пьяные – потому что им море по колено, то самое, которое из красных маков, а солнце квадратное – это уже их глюки. А почему прохладней стало, я вам сейчас объясню. На обычном русском языке, эта ситуация выглядит так: Она живет на севере, и жутко мерзнет, а Он – на юге, и ему жарко. Так вот, когда Он думает о Ней, и посылает воздушные поцелуи, Ей становится теплее, а когда Она прилетает к Нему в голубом вертолете… пардон, на новенькой ракете, то Ему сразу же становится прохладнее. Улавливаете, какая оригинальность сюжета и глубина конфликта?
Короче говоря, если по-русски, да без всех этих нелепых, с Вашей точки зрения, наворотов, тут и читать было бы нечего. А так – массы в восторге. Урра!
«Путаницу» Чуковского понимаю – это для детей.
Скоморошьи перевертыши понимаю – это, зачастую, действительно смешно.
Лирическое сюсюканье взрослого человека и радость, по этому поводу, не менее взрослых людей – не понимаю и не принимаю.
№52 «Такая ночь придумана для счастья…»
Такая ночь придумана для счастья,
Но, как ни жаль, подвержена концу.
Я так люблю, когда твои запястья
Расплетены и брошены к лицу.
Любой рассвет - теперь уже не первый,
Он, как и мы, имеет свой черед.
Смахнет звезду барашками на вербе,
В неповторимой прелести замрет.
Мы будем ждать, улыбчивые двое,
Не приговора - завтрашнего дня,
Румяных губ дыхание живое
Заволокло как зеркало меня.
Шумел бы май черемухами в белом,
Грозил грозой, да грезил обо всем.
Мне одному весь мир не переделать,
Давай тогда вдвоем его спасем.
Еще один лидер.
По моему, половину этого стихотворения я уже использовал, играя в кубики.
По поводу второй половины, всего опуса, в целом, а также – целого ряда других, подобной содержательности, слегка перефразирую последний катрен:
Шумит ли май черемухою белой,
Июнь ли мочит проливным дождем –
Мне одному наш сайт не переделать,
Когда стихи читаю ни о чем.
Что весьма огорчительно.
№31 «восточные мотивы»
на одной состарившись подушке,
мы с тобой – два вечных пилигрима,
наши жизни ядрами из пушки
улетают вдаль неудержимо,
наше счастье в солнечном мажоре
все играет долгую пластинку:
забывая про беду и горе –
половинка греет половинку.
наша радость – тихая причуда,
не горланит напоказ прохожим,
как вино из древнего сосуда,
что всегда вкуснее и дороже.
наши чувства мы храним умело –
в каждом взгляде, шепоте и жесте,
наши сны банальны до предела:
умереть,
как жили,
только вместе!
на одной состарившись подушке,
мы с тобой – два вечных пилигрима,
наши жизни ядрами из пушки
улетают вдаль неудержимо…
Я все время пытаюсь понять, почему сетевые поэты считают, что чем заумнее они вывернут самую простую мысль, чем больше запихают в нее самых, что ни на есть, невероятных метафор, олицетворений и прочих поэтических украшений, тем их стихи будут лучше?
Ну, казалось бы, чего проще понятнее и трогательней: два старика, проживших вместе долгую и счастливую жизнь, мечтают о том, чтобы и умереть так же, как жили – вместе, потому что не представляют себя друг без друга. Вспомните, хотя бы, гоголевских «старосветских помещиков»!
Так ведь нет! Автору это кажется недостаточно «поэтичным», и он начинает украшать простой сюжет, нагромождая одну нелепость на другую.
«Восточные мотивы» – вдруг, ни с того, ни с сего, придумывает он название. Какие мотивы? Почему восточные? Где в стихотворении хоть один намек на Восток? Древний кувшин, в котором вино кажется вкуснее? Так он может быть и в Крыму, и в Молдавии, и в Греции, и в Краснодарском крае – везде, где растет виноград.
«…на одной состарившись подушке,
мы с тобой – два вечных пилигрима…»
Пилигрим – это человек, путешествующий к святым местам. Слово, кстати, итальянское. Иначе говоря – паломник. Мне бы очень хотелось понять, к каким-таким святым местам, лежа на подушке, совершают они свое вечное паломничество?
«…наши жизни ядрами из пушки
улетают вдаль неудержимо…».
Ну, и как прикажете это понимать? Они вот-вот умрут? И это неизбежно? Но почему – именно ядрами из пушки? Какое отношение к ним имеет вся эта военная атрибутика? Совершенно кошмарная метафора.
«…наше счастье в солнечном мажоре
все играет долгую пластинку:
забывая про беду и горе –
половинка греет половинку…».
Скажите, уважаемый автор, вы знаете, чем отличается мажор от минора? Какой, к лешему, мажор, когда люди понимают, что близок их конец, и согревают друг друга, как Вы сами пишете, забывая про беду и горе, которых, очевидно в жизни было немало?
«…наша радость – тихая причуда,
не горланит напоказ прохожим,
как вино из древнего сосуда,
что всегда вкуснее и дороже…».
Разве радость может быть причудой, то есть – чем-то необычным, неестественным? Радость – нормальная человеческая потребность. И я что-то никак не могу понять: кто горланит-то напоказ? Судя по построению предложения, получается, что «горланит» вино.
Если бы это было сказано «… наша радость не горланит напоказ прохожим. Она – как вино, и.т.д.…» было бы все понятно, но, к сожалению, «Она» в размер не влезает. В любом случае, это четверостишие, как и все остальное, нуждается в редакции.
«…наши чувства мы храним умело –
в каждом взгляде, шепоте и жесте,
наши сны банальны до предела:
умереть,
как жили,
только вместе!..».
Слово «только» создает двусмысленность. Получается, что жили-то не вместе, а отдельно друг от друга. Совершенно необходимо что-то с этим делать. Ищите варианты. Их множество. Первое, что, к примеру, пришло в мою усталую голову: «…умереть, но, непременно, вместе…».
Не знаю, для чего я, вообще, распинался по поводу этого стихотворения. Скорее всего, меня просто очень огорчает, что эти неуклюжие вирши, судя по баллам, появятся, в числе десяти, в «Серебряном сборнике».
№23 «Только любовь»
В деснице меч, на седине корона,
Шелка и бархат, мраморы дворца,
Двух Индий золотые галеоны,
Хоралы бронзы и полёт свинца,
Кровь Монтесумы и слеза мориска,
Доспехи побеждённого Франциска,
Трофеи славы - прахом под пятой!
Что все дублоны, пушки, каравеллы,
Когда твоя отрада, Изабелла,
Навеки скрыта мраморной плитой!
Мечи ржавеют, плавятся монеты,
Сгорают звёзды в космосе глухом...
Не сохранить ни золота, ни света
Ни музыкой, ни плачем, ни стихом!
Король испанский, римский император!
Зачем ты пережил свою утрату,
Бессильный возвратить из немоты
Дар юности, потерянный навеки?
Бездомные и нищие калеки
Свободней и счастливее, чем ты.
Великого призвал к себе великий,
Молила власть, внимал свободный дар -
Ты, воплотивший ангельские лики,
Ты знаешь, как я немощен и стар,
И как остаток жизни догорает
Молчаньем без исхода и без края,
Где нет ни слов её, ни слёз, ни глаз!
Так воссоздай без страха и корысти,
По воле духа, по наитью кисти,
Лик Изабеллы! Выполняй заказ!
И превзошёл себя великий мастер -
Переплавляя боль в небесный свет,
Служа любви и покоряя страсти,
Он сотворил Единственной портрет,
И всё, что память Карла повелела,
Воскресло на портрете Изабеллы,
Наполнив мир дыханием цветов
И поцелуем утренней прохлады,
Летящей в окна сквозь аллеи сада
С туманных гор в объятьях облаков.
Она смотрела нежным анемоном,
Печалью обвенчавшейся с мечтой,
И музыка любви прозрачным стоном
Текла над обречённой красотой...
Она была как ландыш на эфесе,
Полёт луны по снеговой завесе,
Жемчужина в скорлупке ледяной!
Она всё понимала и простила
Судьбе и смерти, чья слепая сила
Беззвучно ожидала за спиной.
Отрёкся император от престола,
Отдал корону, армию, казну,
От мира затворился в келье голой,
Покрыл крестом одежды белизну,
И всё ушло - сражения и слава,
Костры крамолы, тление отравы,
Устой держав, насилием творим!
И только ты, сокровище и рана,
Ожившая под кистью Тициана,
Единственная - неразлучно с ним.
Он умирал, развенчанный властитель,
Монахом уходил на суд Христов,
Цветам и детям говоря - простите!
За все грехи я заплатить готов,
За все дела, что света недостойны -
Полмира искалечившие войны,
Темницы ужас, эшафота кровь!
Страницы жизни чёрным листопадом
Летят за мной, но светится лампадой
Моё прощенье - только ты, Любовь!
Признаюсь честно: читая эту псевдоисторическую сказочку, я жутко веселился. Нет, не потому, что в ней есть что-то смешное. Боже упаси! Просто в мои студенческие годы лекции по Истории изобразительного искусства нам читал совершенно потрясающий педагог. Эти его лекции были настолько увлекательны, что на них ходили студенты с других потоков, и в аудитории яблоку упасть было негде. И каждую свою лекцию он, непременно, завершал стихами. Так вот этот педагог (к стыду своему, я забыл его фамилию) и мне, и моим сокурсникам навсегда привил любовь к этому предмету. Поэтому я, разумеется, с первых же строк стихотворения, понял, о каком именно портрете идет речь, и, читая дальше, с неописуемым восторгом наблюдал, как легко и непринужденно расправляется автор с историей, тасуя, сжимая и компилируя, в угоду сюжету, события чуть ли не тридцатилетнего периода.
По автору – немощный и старый император, удрученный смертью императрицы, вызвал к себе великого художника и повелел ему написать, по его, императорской памяти, портрет любимой жены. И гениальный художник исполнил его просьбу. Портрет получился, как живой. Тогда император отрекся от престола и ушел в монастырь, взяв с собой портрет, как единственную радость остатка его жизни.
Замечательная сказка. И я бы, наверное, ни слова не сказал в ее адрес, если бы автор, в простоте душевной (а, может быть, чтобы показать свою эрудицию), не назвал совершенно четко и определенно их имена. Художник – Тициан, император – Император Священной Римской империи Карл V (он же – одновременно – король Испании Карл 1), покойная императрица – Изабелла Португальская. И романтическая сказка, в один момент, приобрела вполне реальные исторические очертания.
Поэтому я предлагаю небольшой экскурс в историю. Я не поленился слазать на верхнюю полку своих стеллажей и достать оттуда один из томов Джорджо Вазари – современника и биографа большинства великих художников той эпохи, чтобы более уверенно оперировать датами.
Так вот: Императрица Изабелла, родив Карлу пятерых детей, умерла от пневмонии в 1539 году.
Прошло целых 16 лет после ее смерти, когда Император Карл, находясь в Брюсселе, официально передал в 1555 году сыну Филлипу под управление Нидерланды, через полгода он отдал ему Испанию и Италию, а еще через полгода передал своему брату Фердинанду Германию, и лишь после этого вернулся он из Фландрии в Испанию, в специально построенный для него монастырь. Но он отнюдь не устранился от государственных дел: известно, что он регулярно отправлял сыну послания с руководствами к действию, которые тот, до самой смерти Карла в 1558 году, исполнял неукоснительно. И каяться за кровавые войны Карлу не было никакой необходимости. Борьба с реформатской церковью, которую он вел всю жизнь, была «делом богоугодным», одобренным Святой инквизицией.
Кстати, и войну с Франциском 1 Карл вел, периодически, всю свою жизнь, с переменным успехом. И окончательная победа над Франциском состоялась уже в царствование Филиппа II. Поэтому меня смущают и «доспехи побежденного Франциска», хотя, тот однажды и попадал в плен, правда не к самому Карлу, а к кому-то из военачальников, да и было это всего лишь один раз – в ранней юности.
Официальная дата написания портрета Изабеллы Португальской – 1548 год (по некоторым источникам – 1545-й), но это совершенно не значит, что он написан был по памяти (Карла ли, Тициана ли). Все объясняется просто: великий Тициан (тогда он еще не был великим; великим он стал уже при сыне Карла Филиппе) был назначен Карлом своим придворным живописцем еще в 1533 году, за шесть лет до смерти императрицы, и, хотя художник и жил постоянно в Венеции, во время своих неоднократных поездок ко двору он сделал множество эскизов, как императрицы, так и самого императора. А торопиться ему было некуда. Жалованье шло регулярно. Да и писали художники свои полотна, в то время, годами, а то и десятилетиями, работая, вместе со своими учениками, параллельно, сразу над несколькими полотнами. Кстати в одно время с портретом Изабеллы им был закончен и портрет Карла – самый любимый императором портрет из нескольких, написанных Тицианом.
Короче говоря, с точки зрения исторической правды, вся эта история – развесистая клюква. Но, повторяю, если бы не конкретные имена, я вполне мог бы отнестись к ней, как к помпезной, тяжеловесной и, в то же время, романтически куртуазной легенде, написанной в духе рыцарских романов той эпохи.
Мне могут сказать: «Да какая разница, соответствуют или не соответствуют стихи исторической правде. Мы и свою-то историю знаем плохо, какое нам дело до испанского средневековья». Оно, возможно, и правда, да только вот, вдруг как стихи прочтет не просто массовый сетевой читатель, а вовсе даже историк-специалист. Что тогда?
Что же касается собственно стихов – все сделано добротно и основательно, даже, может быть, чересчур основательно (узнается «почерк»), поэтому и читается тяжело. К тому же, я, в конце концов, так и не понял, что же главное в этой сказке – христианское раскаяние Карла за его кровавые грехи или любовь, которую он, воюя, пронес через всю свою жизнь, и что висит на стене его аскетической кельи – распятие или портрет?
Ну, вот, пожалуй и все. Если соберусь с духом, может быть, еще что-нибудь напишу.
Всего вам доброго, уважаемые дамы и господа!
ПОГОВОРИМ НЕМНОГО О ЛЮБВИ? (окончание)
Тот факт, что я, все же, проголосовал, совершенно не значит, что мое отношение к конкурсным работам каким-то образом изменилось. Просто мне напомнили о том, что я, как и остальные члены жюри ответственен за то, какие именно стихи войдут в «Серебряный сборник». И я подумал: раз уж у меня нет возможности выбрать лучшие, поскольку лучших здесь попросту нет, пусть хотя бы по стилю, по форме, по авторскому «почерку» они будут разными. Поэтому я использовал имеющиеся в моем распоряжении 30 баллов как инструмент для того, чтобы каким-то образом подровнять сложившуюся на данный момент ситуацию в голосовании. Долго занимался математикой. Результат в статистической таблице. Разница в цифрах мало что значит. Как я уже говорил, для меня на этом конкурсе нет лидеров.
Поясняю, за что я добавил тому или иному стихотворению некоторое количество баллов:
№2 «О любви» – за то, что это очень «правильные» стихи.
№6 «У судьбы за пазухой – козыря…» и №11 «Венчальная» – за, пусть не слишком удачную, но все же – попытку обращения к фольклорным мотивам.
У судьбы за пазухой – козыря:
Мне на сердце выпал король бубен.
Мне о нем рассказывала заря,
Мне его описывал старый клен.
Я когда-то видела силуэт –
От горящей бумаги слепая тень…
Я ждала его, зажигая свет
Между двух зеркал, между тонких стен.
Наливала воск в серебристый чан,
Кровь подмешивала в чьи-то сны…
И глаза не могли отличить обман,
И не слышали уши имен иных.
Венчальная
Под ракитами да под тополем,
Иной шёпотом, другой гоголем,
Что века назад – про любовь гудят,
Да глаза в глаза – как в сердца глядят.
А по рекам ширь – глубока вода,
А по небу плыть – да на облаках.
А над полем песнь – не наслушаться,
Да над лесом клин – с криком кружится…
А над церковью –
_______да набат густой,
То один ведет, то несёт другой,
Что века назад – за фатой слеза,
Да венец к венцу – да к рукам сердца!
А по сёлам пляс – по дорогам гуд…
Молодых везут – старикам на суд.
Песнь венчальная, обручальная,
Да слова любви все печальные.
Под калиною,
________иль под яблоней
Столы сдвинуты – яства ядрены!
Как века назад – до утра гульба,
Со слезой листва…
________Песни, пляс – гурьба!
А на небе звезд, что в судьбе – надежд,
А над полем гроз, что в любви – одежд…
По реке плывет венок свадебный –
Может, сброшенный,
_________________может,
________________________краденый…
№7 «Признание из прошдого» – за яркую метафору, пронесенную от начала до конца стихотворения.
№8 «И ничего, кроме…» – за технику.
1
С намокших волос изумрудные струйки,
лаская, стекают в ложбинку ключицы.
Снимая одежду, ты вытянешь руки
и станешь похожа на белую птицу.
Ты – ливень весенний, дарующий юность,
последний восход, ты – тончайшие струны
на арфе Вселенной. К ложбинке ключицы
склоняюсь сжигающей страсти напиться,
как путник в безводной пустыне суровой.
Любовь – это просто частица земного
тепла в океане холодных течений.
Любовь нам дается, как свет, как прощенье.
2
На острие декабрьской декады
я растворюсь, как мысли и слова.
В последний миг земного торжества
над пустотой сверкающего сада,
над городом, закованным в ограды,
сквозь облаков цветные кружева
войду в неизмеримое пространство.
Я стану всем. Не будет ничего.
Погаснут звезды просто, словно свечи,
под натиском неистовых лавин.
Не будет ничего, кроме Любви.
Она одна войдет со мною в Вечность.
№31 «Любовь и отшельник» – за неожиданный драматургический ход.
Cвод шалашика дышит на ладан,
А на завтрак - нехитрая снедь.
Для чего мне, отшельнику, надо
За тебя перед лешим краснеть?
Ты б держалась подальше от леса...
Я всегда прибегаю к ножу,
Чтобы, если сказать, так отрезать
По живому: "Отстань, ухожу!"
Для меня ты - случайное чудо
С гардеробом без платьев и блуз.
Я иду в никуда... и оттуда
Очень поздно с повинной вернусь.
Но когда я спрошу: "Что на ужин?" -
Ты красивый ответ приготовь:
Затяни-ка мой пояс потуже...
И промолви мне: "Только любовь".
№44 «Влюбленная комета» – за космичность мироощущения.
№54 «Памяти моего любимого преподавателя» – за социальную направленность.
В девяносто втором, в апреле,
«Перестройки» дождавшись еле,
Не простясь – вы ушли навек.
Это праздник был ваш – свободы;
А обманутые народы
Дотоптали апрельский снег.
Я не чувствовала утраты.
От зарплаты и до зарплаты
Я ценила себя, к стыду.
Тряпки более занимали,
Чем известие о финале
Вашей жизни в глухом году.
Но цепляюсь, как за соломку,
За последний ледок тот тонкий,
По которому вы ушли.
Солнце землю меняло следом,
И был дальше ваш путь неведом,
И простерт за предел земли.
Не хватает вас… Извините.
Вы любили меня, учитель,
Ни за что – до последних дней…
И любовь ваша криком чаек
Мне в апреле глаза печалит –
Я жива только в ней, лишь в ней…
Полагаю, окончательно расставит все точки над “I” последний из пяти членов жюри – мой тезка Владимир Коркин, который, насколько я понял, должен проголосовать в понедельник.
За сим, прощаюсь. Искренне ваш
Владимир Безладнов.
© Владимир Безладнов, 2007 г. Саров
