Алексей Бриллиантов

У нашего автора Алексея Бриллиантова вышла новая книга. "Ознобы души" называется. Мы поздравляем Алексея Валерьевича и приглашаем читателей на презентацию.

 

От автора

 Сложнее всего говорить о себе – кажется, что всё уже есть в твоих стихах, а если добавиться что-то новое, то будут новые стихи.

 

А посему буду краток. По наследству, призванию, образованию – кадровый офицер. Самый счастливый этап жизни – несколько лет в школе, «историком». Пишу давно. Очень. Первая публикация в 1987г., в армейской газете. Потом публикаций будет много, но уже в двухтысячных: журналы, альманахи, антологии Союза писателей СПб. Первую книгу издал, как и большинство, собственными силами в 2007г.(«Проросший здесь»).

 

Новая книга – не продукт конкретного периода времени, не дань определённой теме, тем более, что и стихи мои иногда сложно привязать к какой-то дате: часто они ждут своего часа годами. Вот и эта публикация сложилась неспешно, в ожидании возможностей к изданию – неспешно шлифовалась, так что к моменту, когда небольшой фонд при Питерском союзе писателей предложил помощь в публикации – мне долго готовиться не пришлось. В конце лета книга «Ознобы души» вышла, тираж крохотный, но тем, что она появилась – я удовлетворён: за пять лет подготовки успел сродниться. Есть немалая группа людей, которым я благодарен за содействие, но здесь и сейчас они не присутствуют, так что их имена трепать не буду.

 

Себе желаю читателя ныряющего в строки, а не бегущего по ним. А читателю – обнаружить силы и эмоции, которые я для того и хранил в себе, чтобы заразить ещё кого-нибудь… Желаю Вам отражаться на здоровье, отражаться к мудрости…

 

В подборке представлены по 2-3 стихотворения по каждой из пяти главок этой небольшой книжки.

 

 ОТТОГО И ПИШУ, ЧТО ПОМНЮ…

 

Проросший здесь

 

А цвет значенья не имеет:

Не верю в заданность кровей.

И чья душа порок лелеет –

Так по делам оно видней.

 

Что мне до расы, рода, веры

того, кто спину мне прикрыл,

Кто отдаёт последней мерой

И кровь, и пот, и хлеб, и пыл.

 

И прилагательное «русский» -

Не орден Родины моей,

Не буковки на бланке хрустком:

Скорее - это род людей,

 

Кто в ссадинах её запёкся

И вмёрз душой в её снега;

Своих истоков не отрёкся,

 

Но в ней - увидел берега.

 

В ней,

что огромными крылами

Закат цепляя и восход,

За перелётными клинами

Не может ринуться в исход:

 

Где Азия с Европой сшиты

Уральским складчатым рубцом –

Растят её детей

и жито,

И сто наречий под венцом.

 

Пусть падать камнем на Тунгуске,

Но в длань её.

И «даждь нам днесь».

Я не широкий и не узкий.

Я русский.

Я проросший здесь.

03.2005

 

 

 

 

 

 

Тени равелина

 

Петропавловской иглой

Небо к нам не допуская,

Бастионов строй слепой

Дали взору отсекает.

Только может ли замок

Воспретить души скитанья,

Совести, раздумий, строк

Бесконечное свиданье.

Глухота дубовых врат –

Не порог воспоминаньям,

Что, как вороны, кружат

Над поживою восстанья:

Трубецким убит пролог,

Роты в гибельном стоянье,

И Сенат, как сфинкс, залёг,

Спит, лелея гнёт - молчанье.

 

Там, где бровью не ведёт

Бронзовый кентавр Предтечи:

Милорадович падёт,

И Галерная – в картечи.

Люда ярмарочный рой

В брешах кирасирной стали…

И клинки,

вперёд гардой,

Звоном падают кандальным…

 

Ника так и не пришла,

Не воспряла в сердце русском.

Прометеева скала

Прорастает за Иркутском…

Покачнулся эшафот,

Как Помпея, глядя в Лету –

Начинается исход

Ледников, скользящих к лету.

1987-2002

 

 

 

Пабло Неруде

 

Вас не встретить уже на краю Кордильер,

Над гремящей лазурью лесных водопадов.

К счастью, книге неведом надгробья барьер:

Строфы – крылья, а кондоры выше преграды.

Было: небо скользило крестами теней

По мадридским проулкам, испятнанным сталью, –

Презирая защиту посольских дверей,

Ваши строки испанскою болью вскипали.

 

Сталинградом назвали победы мечту…

Отыскали звезду Хоакина Мурьетты.

И колосьями пели «у ветра во рту»,

Профиль Анд прочертив в полушарье планеты.

 

Только вновь для любимой зарю не раздуть,

И не плакать над новой чилийскою раной:

Пуля,

Чили

навылет пробившая грудь,

В вашем сердце последним биеньем застряла.

 

Но рубцы зарастают на склонах невзгод.

И нельзя не молиться, о чём вы молили:

Заглядится в тот край, где намок небосвод

«Босоногая тонкая девочка Чили».

 

1979-2008

 

 

 

 

СОЛНЦА И ЛУНЫ

 

 

 

Строфы ночи

 

1.Луна зайдёт январской ночью...

 

А был ли день? Так долго – ночь…

Хрустальным сном гуляет дочь.

И вдоль дорог стеклянный тын.

У ночи в люльке – чёрный сын:

По искрам битого стекла

Луна свеченьем истекла…

 

 

2. Сердце ночи

 

Тишины безъязыкий качается колокол.

Стынет небо, сиянием звёздным исколото.

 

Не находится взгляду ни стен, ни опоры –

Прячет полночь в провалах былинки и горы.

 

И мечтает душа на околице тела

О своём возвращении к вечным пределам…

 

 

3. Ночь светлеющая

 

Ночи омут глубок.

Ветер в листьях залёг,

Шорох павшей красы,

Серебренье росы.

 

Звёздный иней – что соль

На устах у Ассоль.

Вздох осевшей волны,

Хрупкий тон тишины.

 

А движенье Луны

С натяженьем струны:

Поднимает заря

Из глубин якоря…

1979 – 2010

 

 

 

 

 

 

Пасмурные леонидии

 

Играет небо розовым и серым –

Впитался в тучи матовый закат.

Лишь изредка мерцающие стрелы

Сквозят в прорехи ветряных аркад.

 

И словно бы природа онемела,

Прослушивая ходики цикад:

Мы вместе ждём, что в туче поределой

Отдёрнут занавес – и будет звездопад.

 

Болиды брызнут стайкой красноперой,

От сердца неба ниспадёт каскад,

Чтобы навстречу тоже запестрело

От жажды вожделенных эскапад.

 

Но розовый угас в свинцово-спелом

И, значит, не дано подстроить лад.

И остаётся в ночь, оставив тело,

Сквозить в прорехи ветряных аркад.

09.2009

 

 

 

 

ЗЕРКАЛО, ЗАХВАТАННОЕ ВЗОРОМ…

 

 

 

 

Из детства

 

В тридевятом царстве сказок

На подлунной стороне

Вьётся след моих салазок

Вверх по снежной целине.

 

Фея ночи легкокрыла

И несёт цветные сны,

А дневная вдруг открыла

Трепет понятой весны.

И дорог – ещё на годы,

И любая в новый край.

И в игре с любой погодой

Обнаружить можно рай.

 

А игра – ещё без ставок,

И сраженья без потерь.

Жизнь, пока что – не прилавок…

Но скрипит за стенкой дверь…

9. 2008

 

 

 

И, может быть, мы выйдем из войны…

 

Мир расщеплён паролем «Свой-Чужой»:

«Ты – не такой и, значит, враг тем паче.

Другой разрез…

И молишься иначе.

Стреляю, чтоб никто не звал ханжой…»

* * *

И, значит, нам не выйти из войны…

Стучатся в сон поутру пулемёты,

И Громов, в арьергарде крайней роты,

Проходит мост, что выведет с войны.

Но нам никак не выйти из войны…

В календаре приказами – заботы.

Что не помеха – это вражьи доты.

Экран прострелен залпами слюны.

Пожалуй, что не выйти из войны…

Автомобили – танками гордыни.

Фронт через кухню.

Враг торгует дыней.

Да в «чёрных списках»,

За копейку, –

Полстраны.

Нет, нам никак не выйти из войны…

А шеф – лицом в наёмного солдата,

И подчинённый – внуком Герострата.

Мосты пылают – бранью сожжены.

И тают шансы выйти из войны.

Толпа ревёт воинственной речёвкой,

А хомячки – дерутся за кладовки.

И мысли чёрные

И дни

Перечтены –

Всё в жерло заполошенной войны.

 

И ноет совесть сорванной струны…

 

* * *

Гляжу зрачками Солнца и Луны:

Внизу Земля ВСЕМ пращурам – погостом.

И, купол ВСЕХ церквей, светло и просто,

Сияет небо. С каждой стороны.

 

С пасхальным благовестием хоров,

С высотной песней светлых муэдзинов.

Да с мыслью, что приемлют, не постигнув:

Нет розни в свете радужных миров.

 

Войны причины – вечности странны…

Пусть занимают маковки высоты…

И Громов – на мосту, с последней ротой…

 

И, может быть, мы выйдем из войны.

9. 2009

 

 

 

 

Уголёк

 

Мой сон уходит –

Кипами вещей

Завален, будто длинные стоянки,

Чешуйками скользнувшей в пруд беглянки,

Костями белыми неизгнанных гостей.

 

Мой миг уходит

Ровно к октябрю,

Когда взорвётся клён протуберанцем,

А в ночь зима гремит хрустальным ранцем,

И отраженье скормлено дождю…

 

Мой мир уходит

Прямиком в зарю,

В дыханье речки,

повстречавшей море,

В тепло от печки,

Что озноб оспорит.

В ней угольком я день за днём горю…

09. 2010

 

 

 

 

 

 

 

 

КАСАЯСЬ ВИБРОССОВ ДУШИ…

 

 

 

Тропы бессонницы

 

Точёные мысли о завтрашнем ветре…

Отличье постромок среди ремешков…

Ложатся осколки в сажени и в метре,

А позже до дюймов дойдёт и вершков…

Дымятся туманами склоны Ай-Петри*,

Дымятся дороги слепых аватар**…

И требуют дани посланья Деметры

И запах из кухни с фамилией Взвар…

 

И небо,

Где время застужено далью,

Мерцает пространств антрацитным углём,

На западе – бронзой,

На севере – сталью,

А выше – прозрачной слезы хрусталём…

___________________________________________________________________

*Ай-Петри – горный пик и плато в Крыму, с репутацией самого туманного места острова.

**Аватара – воплощение бога Вишну в разнообразных формах для свершений и подвигов (древнеинд.)

05.2011

 

 

 

 

Пустой кувшин с дыханьем ветра

 

В хоромах грома

На краю краёв,

Где шорох громок

Снеговых роёв

И ветер тесен

От напрасных слов,

Никчёмных песен

И бездарных снов,

Презрев вершины

Утончённых строф,

Поют кувшины

На губах ветров.

И мантрой чистой

Там дудук времён,

А в травах истин –

Шелуха имён…

01.2005

 

 

 

 

 

 

И КТО-ТО ЖЖЁТ НЕГАСНУЩИЙ НОЧНИК…

 

 

 

Горизонт

 

Там, где ходят кони золотистые

По урезу голубых небес,

Где прибойной пеною слоистою

Облака нанизаны на лес,

 

Где багрянцы и пурпуры бесятся

В топке догорающего дня, –

Синий луг до черни выбрит месяцем,

Звёздная царапает стерня.

 

Где гнездовья и ветров, и радуги,

Обитают завтра и вчера, –

Там начало Волге есть и Ладоге,

И туда нацелен взгляд с утра.

 

Где туман кромешный прячет истово

Снившийся Колумбу континент, –

Там недосягаемые пристани,

Где творца припрятан инструмент.

11.2003

 

 

 

 

Флейтисту

Печальная флейта,

Сквозящая струйкой

Затянет ознобом

Ущербы души:

Напевами кельтов,

Мелодией лунной

Да пеньем сугробов

У самых вершин.

Зулусского вельда

Почудится утро

И прусских отрядов

Визгливый рожок,

И, видно по-Фрейду,

Из юности шустрой

Погудкой для стада

Разбудит Торжок.

А флейта послушна:

На вдох умирая,

На выдох флейтиста

Воскреснет опять.

И в сердце, набухшем

Печалями рая,

Безмолвно и чисто

Расправится гладь…

2004-2009

 

 

* * *

 

Не гаснет свет.

Лампадою души

Хранится от заката до восхода,

Чтобы сознанье не теряло брода

Во тьме,

где даже время не бежит…

02.2011

 

Читая книгу Алексея Бриллиантова, курсивно размышляю о том, что написать: предисловие и послесловие? Дочитав ровно до середины, твёрдо решаю: предисловие к этой книге было бы некоторой бестактностью. Это тот случай, та книга, когда читателя не нужно настраивать на чтение, не стоить и навязывать ориентиры восприятия. Книга настолько яркая, что захватит читателя буквально с первых строк, с первого горячего лексического ряда, захватит неожиданностью образов, которые гармонично вплетены в полотно смыслов, нисколько этих смыслов не затмевая, возьмёт в плен щемящего сопереживания автору, именно автору, честность и принципиальность жизненных правил которого не оставляют сомнения: он и его лирический герой – одно лицо, и ни герой, ни автор не собираются прикрываться друг другом…

 

Название книги «Ознобы души» совершенно точно раскрывает состояние поэта в момент, период стихотворческого выплеска, подготовленного, несомненно, всей жизнью, пришедшейся на излом веков, тысячелетий, жизнью русского интеллигента последней четверти XX –го века и первого десятилетия XI-го…Интеллигента по духу, офицера, патриота России по судьбе и нравственному кредо. Человека, которого не оставляют, не могут оставить ознобы – жесточайшие испытания на прочность духа выпали на долю нескольких поколений человечества… И мёрзнет, мёрзнет душа, непокидаемая ветрами кровавой памяти(«Оттого и пишу, что помню /Эту пропасть: он был, я есть…»), вихревыми снегами исторической круговерти, которые всё засыпают и засыпают зелёные травы надежды на милосердие к отдельно взятой человеческой личности…

 

Но книга, несмотря на название, оптимистичная, горячая и по смыслу, и по живописности: её краски щедры, густы, линии контекстов смелы и взаимно перетекаемы. Захватывает дух искренность и самобытность авторского голоса, за которым явственно читается судьба человека.

 

В великолепном стихотворении «Ла Игера. Последняя легенда» сама лексика и образность за героя: «костёр», «кондор», «красное солнце», «Смерть выходит на сцену,/ Она в этом действии прима…», «Но жар справедливости вечен…» Оно настолько пронзительно, что невольно ассоциируется с характером его написавшего. Понимаешь, что не только и не столько знание исторической канвы питало автора, а нечто гораздо более значащее – полная солидарность с духом борьбы за высшие идеалы, которые никогда и никому не осмеять, не оплевать, как никогда не заглушить песни свободы. Далее идущее ст. «Пабло Неруде» - и реминесцирует, и рефлексирует предстоящее, во-первых, что уже достаточно, великолепным чувствованием поэзии гениального поэта XX-го века, века, бряцающего оружием, века, залитого кровью целых народов… И вся книга – где рифмуются не только строки, а целые стихи( «9 мая 1946 года» и «Лейтенантский вальс», «Выстрелы» и мн. др.) Часто автор «закругляет» тексты – начало и конец словно сливаются,- но без острого крючочка смыслового изыска, неожиданного хода внутри стихотворения не нарисовалась бы, не скрепилась сия идеальная линия – круг (ст. «Космос Бёрнса», «Луна в Декадансе» и др.)

 

Если в книге мало ярких, запоминающихся строчек, можно сказать, что она не состоялась, как бы ни жонглировал автор неожиданными рифмами и оригинальными образами. Книга «Ознобы души» этими строчками богата, есть они, и не по одной, в каждом стихотворении. Приведу лишь некоторые: «Неизбывны смерть и одиночество…» (ст. «Ясность»), «Но неспокойны своды под престолами,/Как видно, прирастают буйны головы…»( ст. «Лобное место»), «А теперь ищите правого / Да без пятнышка кровавого…» (ст. «Бились «белые» и «красные»…), «А семя оброненных вами дней/ Взошло сединой моей…» (ст. «Об исторических личностях»), «Выхожу по разбитой дороге/ На причалы усталых побед…» (ст. «Сюита портового утра»), «Полдень. Июльская ленится тень…»(ст. «Июльская суббота»)…

 

Рефрены, явные и отражённо-преображённые, несомненно, украшают книгу, и настолько органичны общему настроению, что делают её очень читаемой. Цикл «В дымах серебряного века» в этом смысле показателен и очень талантливо «рассеян» автором по всей книге. Он словно скрепляет её золотыми нитями лиризма не бесшабашно-залихватского, но глубоко, умного, что ли… Нечего и говорить, в стихах не скроешься. Они тебя всего являют – такого, каков ты есть, с твоим характером и представлениями об устройстве и неустройстве мира, знанием и заблуждениями, замкнутой открытостью ли, открытой ли замкнутостью – это в них увидишь запросто. Да по пути ещё много парадоксального… На то и стихи. Особенно если это «Откровение»(стихотворение в прозе)… До откровений душе дорасти надобно, и, может быть, звёздные ознобы питают этот рост больше ультрафиолета и хлорофилла… Особенно, если это строки, подобные «Но нам никак не выйти из войны…»( это ж уже исторические рефрены – всё войны и войны, не пора ли остановиться, человечество?..), подобные «Верю в шелест звёздного сиянья,/Тот, который слушает душа…»(ст. «Иноверец»).

 

Не имея возможности в небольших послесловных размерах привести не только целые стихотворения, но даже сколько-нибудь подробные цитаты из наиболее понравившихся, лишь назову их. Таковы «Пророчество», «Ла Игера. Последняя легенда», «Пабло Неруде», «Гнездо двуглавого Орла», «Сердце ночи», «Запоздалое», «Увертюра (аккорд рождения)», «Флейтисту»… Впрочем, читатель выдал бы свои строки, свои стихотворения, свою выборку из великолепной поэзии Алексея Бриллиантова.

 

Мне же остаётся добавить, что книга «Ознобы души» - книга серьёзная, эпиграфом к ней я бы выбрала слово «Благородство». Такое мне в ночи высветилось.

 

Маргарита Токажевская, поэт, редактор журнала поэзии «Окно»

 

Санкт-Петербург, ночь с 25 на 26 марта 2013 года