Сураза

Лина освободилась из тюрьмы. Тюрьмой была вся её прожитая жизнь.
Она говорит:
- Всю жизнь меня окружали инвалиды, убогие, больные, калечные, а я жила их понятиями, потому что других не знала.

- Ну, какие ещё тебя уроды окружали, ведь мама в тебе души не чаяла, всю жизнь тебе посвятила!

- С мамы-то всё и началось! Она у меня была, царство ей небесное, с изуродованным лицом. В детстве собака покусала. Моё появление было нежеланным. Покрыто мраком и тайной. Родилась я семимесячная, худенькая, синюшная, с гнойными глазами. Подозреваю, что до самого последнего момента меня « вытравляли». Бабка нянчилась, мать вкалывала на швейной фабрике. Вроде бы любили, но выражения « говно собачье», « сураза», «нам анжинерами не бывать» - принижали, заставляли мыслить уничижительно. А я была хорошенькая и умненькая. Все это видели. Хвалили. Но мне нельзя было выпячиваться, это внутриутробно заложено было – быть в тени. Как мать. Чтоб не увидели уродство. Ещё во мне воспитывалось понятие о дальнейшей жизни. Найти плюгавенького мужичка, ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬСЯ, и жить потихоньку, сводя концы с концами. Видимо, это тоже внутриутробно усвоилось от матери. И я никогда не выделяла красивых видных парней, всегда присматривалась к страшненьким, неказистеньким, слабеньким. И первая любовь была – инвалид второй группы, тридцатидвухлетний туберкулёзного вида человек.

-Лина, ты ведь утрируешь всё!

- Нет, и подруги у меня были: одна спинальница на коляске, вторая с хроническим пиелонефритома, третья алкоголичка. Все уже давно умерли.

- А хорошее-то что-то было у тебя в жизни?

- Да было. И есть. Это я сама.