Стихи Игоря Алексеева я мог бы увидеть уже лет шесть, семь или восемь назад на одном из электронных литературных сайтов. Тогда, когда поэт ещё был жив, но тучи сгущались быстро и неотвратимо...
Узнав его историю, я смотрю теперь на всякое "творчество" совсем по-другому. В случае с Игорем Алексеевым, это даже нельзя назвать творчеством, - этаким необязательным и необременительным для иного обывателя рукоделием, - это, как ежедневное преломление хлеба и боли - порой, с неизвестным и далёким читателем... Игорь Алексеев писал не только стихи, но и блестящую, хлёсткую, - по сути, автобиографическую прозу, пользуясь при этом не пером документалиста или драматурга, но, скорее, скальпелем или иглой хирурга-лирика. А он и был по образованию кардиохирургом, защищал диссертацию, потом, как и многие, в эпоху перестройки ушёл в бизнес, и не без успеха, - не оставляя при этом поэтического поприща, не имея ввиду получения и малейшей материальной выгоды от совершенно маргинальной забавы стоика в саратовских палестинах... Однако, уважаемый читатель может без проблем, самостоятельно выяснить интересующие его биографические подробности жизни поэта, - как из документальных источников, так и, непосредственно, из произведений Игоря, из его стихов, в коих нет ни позы, ни лукавства, но лишь сама жизнь, - такая, какую случилось ему прожить...
И позвольте представить здесь хотя бы несколько его стихотворениий, воздействующих, лично, на меня с неизменной силой...
* *
*
Я не горюю, не ропщу.
Я из бывалых.
Я книжку старую ищу
в слепых провалах
отжившей мебели. Среди
журналов пыльных,
среди брошюрок и среди
романов стильных.
Наткнусь я то на детектив,
то на лав стори.
Но книжки этой не найти
в таком разоре.
А в книжке этой есть ответ,
верней, ответы —
зачем мне нужен этот свет
и мука эта.
Куда ты делась, говорю,
куда ты делась?
И снова чувствую свою
осиротелость.
* *
*
Возвращаясь на голос, как птица слепая,
Попадаешь в силки бытовой истерии.
Избегаешь, минуешь… И вновь, приступая
К описанью пологих холмов Киммерии,
Произносишь банальность. И каждое слово
дребезжит, провисает, искрит при касанье.
Не усердствуй, поскольку не будет иного.
Будет неуд по чисто- и правописанью.
Отвлекись. На ребенке поправь одеяльце.
Успокойся. Отпей освященной водицы.
Подыши горячо на холодные пальцы.
Потерпи полчаса, полдождя, полстраницы.
* *
*
Весна за окнами. Весна.
Проснусь от птичьего бедлама.
Окостенелый ото сна.
Бездумный от фенозепама.
Чтоб встать и выглянуть в окно,
мне нужно очень разозлиться.
Я должен жить, я должен длиться
во времени, когда оно
течет сквозь мир одушевленный,
течет через предметный мир,
сквозь разум мой ошеломленный
тем, что не прерван мой пунктир
теченьем разномерных линий,
что тропы и дороги рвет.
Бежит пунктир — мой дар бессильный.
И часовщик мой не умрет.
* *
*
Небо тревожное, русье.
Солнца закатного медь.
Жизнь в областном захолустье
Очень похожа на смерть.
Труд в полунищей конторе.
Дача, мечты об авто.
Неимоверное горе
В виде пятна на пальто.
Школьники в старой аллее
Курят свою анашу.
Я ни о чем не жалею.
Я ничего не прошу.
Вешалка. Кошкино блюдце.
Века последняя треть.
Страшно назад обернуться.
Страшно вперед посмотреть.
* *
*
Как жаль, нельзя загадывать вперед
на день, на месяц или на полгода.
Того гляди — и новый поворот
на берег той реки, где нету брода.
Мне надо как-то жить в объеме дня.
За утром полдень, дальше длинный вечер.
Какая-то дурацкая возня
вокруг бумаг и книжек, где отмечен
не каждый стих — десятка полтора.
Я, что ни говори, читатель строгий.
Доносится с окраины двора
визг дочери, свалившейся с дороги
в кусты на новом велике своем.
Мне надо выйти, посмотреть ушибы.
День кончился. Он был обычным днем.
И я шепчу: спаси…спаси…спасибо.
Об Игоре Алексееве подробнее: http://antonthelawyer.livejournal.com/124053.html
