«Агиос Николас...» - шепчуж, погружаясь в морской залив Крита в городке с этим волшебным названием. Все, что сейчас всплывает в памяти в связи с островом, заводит еще больше. Я плыву, повторяя фразы из Карела Чапека: "Средство Макропулоса... Гречанка с острова Крит.....Эликсир молодости...Гречанка с острова Крит!»
Затем с таким же упоением переплываю в воспоминания «бального дества». Сиртаки. Музыка греческого танца сначала медленно и тихо, затем интенсивнее и громче звучит во мне.
Помню, как мы с подругой Катей решили сбежать с урока бальных танцев. Тихонько проскользнули в раздевалку. Похихикивая, переоделись и... уже собирались вывалиться из окна на свободу, как вдруг услышали из зала музыку танца «Сиртаки». Не сговариваясь, путаясь в одеждах, прыская от смеха над своей бестолковостью, начали вновь натаскивать на себя танцевальные юбочки... Мы любили с ней этот танец!
Подплываю поближе к берегу, чтобы коснуться ногами дна и станцевать его сейчас. Море сопротивляется, оно ревнует меня к воспоминаниям. Но все же ликую от того, что тело помнит все движения танца моего детства. Сегодня я - гречанка с острова Крит! "Агиос Николас! Синт-Николас, Санта Клаус, Святой Николай," - шепчу , как молитву, - летая в его морях.
Муж Рене, как и все голландцы, англичане, немцы, загорает у бассейнов на третьем этаже отеля. Этого я никогда не смогу понять: ведь внизу, совсем рядом, - настоящее, прозрачное, теплое, как он и любит, МО-РЕ! Он неторопливо читает книгу, пьет свой кофе, общается с новыми приятелем - англичанином. И, как дитя, радуется тому, что его английский все ещё неплох. Ну и ладно...
Я переворачиваюсь на спину и погружаюсь в небо. Прозрачное и бездонное, как мое море сейчас. Рене, улыбаясь, машет мне сверху. Что-то говорит своему знакомцу. И я представляю, как в очередной раз он шутит: «Представляешь, я думал женился на женщине, а она оказалось русалкой»
Его – коренного роттердамца - всегда удивляет мое ненасытное желание плескаться в морях. С раннего утра до позднего вечера. Он с ужасом наблюдает за мной, когда я окунаюсь в зябкие волны Литвы и Нидерландов.
«Средство Макропулоса...Гречанка с острова Крит...» Эти фразы не прекращают меня волновать. Эти фразы рождают во мне мою собственную песню...
На пляже, обычно пустом, замечаю мужскую фигуру. Мужчина неприлично долго смотрит на меня.
«Ну ты, немец, совсем обалдел... Псих?» - произношу внутри я.
Забыв о нем, продолжаю летать. Затем... опять смотрю на берег. Ну смотрит же самым вызывающим образом! Точно немец. Ни один англичанин или голландец не позволит себе этого.
Я плыву к берегу. Выхожу из воды, сфокусировав взгляд на его межбровье. Надеваю непроницаемо безразличную маску. Тело бесстыдно раскрепощено. Помните, героиню Лии Ахиджаковой секретаршу Верочку в "Служебном романе"? "Плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра..."
Сейчас я медленно приближусь к нему на расстояние пяти шагов, а потом плавно и естественно сделаю поворот влево. Вопреки всем моим замыслам, мой взор соскользает с его межбровья, и... я вижу его хохочущие глаза. И я слышу родную речь!
-Ну, как водичка?- спрашивает он.
И я вновь становлюсь сама собой- такой, как в море...Не псих и не немец. Свой.
--Откуда.., - захлебываюсь от смеха, --Откуда Вы знаете, что я говорю по-русски?
-Очень просто: Вы слишком ДАЛЕКО заплываете. И Вы слишком ДОЛГО плаваете., --отвечает он.
Потом мы неожиданно выясняем, что он — русский немец—родился в том же городе, что и я. Фантастика!
В том самом городе, где я впервые узнала о средстве Макропулоса. В том городе, где меня учили самозабвенно танцевать «Сиртаки». Этот человек из мира моего детства.
На радостях мы поднимаемся наверх пить раки, узо, что угодно! По пути подбираем с лежаков свои супружеские половинки. С появлением Рене говорим то по-русски, то по-немецки. Муж пьет, как обычно, свой кофе и понимающе носит нам греческую водку. Русские в такие моменты пьют...
Все последующие дни у меня отличные спутники. Жена Андрея – Лена – приятная. Немного грустная, немного застенчивая. Общаться с ней, в отличие от многих русских дам в Голландии, легко. В ней нет желания во что бы то ни стало подавить собеседника знанием реалий западной жизни. В ней нет стремления снисходительно поучать и непременно выплескивать свои победы в прежней и нынешней жизни. Простота, ясность, ироничность по отношению к себе. Вижу, что и мне Лена рада. Она чаще стала выходить из номера, чтобы отыскать меня на пляже. Человек абсолютно непьющий, она с готовностью дегустировала со мной местные вина. И, к большому удивлению ее мужа, даже время от времени пила за компанию полюбившееся нам с ним раки!
Пару раз мы встречали с ней рассвет в море. И однажды у нас -- двух русалок с Прииртышья – разговор за «чашечкой» раки затянулся, и я поняла, что моя землячка больна той затянувшейся депрессией, которая сопровождает некоторых наших людей в чужих странах. Несмотря на ее длительное проживание в Германии – около двадцати лет — она до боли ностальгировала по родине. В этом состоянии человеку все кажется в чужой стране не так. Не так встречают в магазинах. Не так общаются с тобой коллеги. Раздражают натянутые улыбки чиновников. Не так, не так, все не так.
--Если бы ты знала, как хочу домой,- рассказывала она. – С каким удовольствием сейчас взяла бы с собой полотенце и потопала бы на берег Иртыша. И блаженно лежала бы на нашем пляже. Я устала, Рая. Да не немка я и никогда ею не буду!
В такие моменты увещевать, говорить обратное – бесполезно.
--Я устала от кучи бумаг, страховок, выплат...Приходят бесконечные счета, и ты не знаешь за что платить, за что хвататься. Моя мама воспитывала нас одна. Зарплата небольшая, но мы никогда не брали денег в долг. Здесь же у меня голова идет кругом от кредитов. Ежемесячный взнос за ипотеку дома—800 евро. Учится сын в университете - без кредита тоже не обошлись. Я понимаю, так многие здесь живут. Но, понимаешь, это на меня давит каждый день. Мне плохо. Каждый раз я впадаю в панику, что мы опять оказались в минусе в банковских счетах. Или всплывает неизвестно откуда какой-то долг. Я начинаю нервничать, выяснять в чем дело. Оказывется - компьютерная ошибка! И чтобы докопаться до просчетов чиновников, мне приходится тратить уйму времени, нервов!
Андрей же всегда спокоен. Я так не могу. Мне плохо. Раз в год мы просто обязаны лететь к маме. Хорошо, что у обоих работа. Хорошо, хоть маме можем помочь. Ах, а эта работа! Разве работала бы я на такой у себя на родине? А ведь я закончила в Минске юридический факультет. Кто об этом помнит, кто об этом знает? Я сама уже не верю в это. На фабрике, где работаю, конвейер. Сколько мне понадобилось усилий, чтобы меня не выкинули оттуда. Прихожу с работы—руки гудят. Посмотри на мои руки...
Она говорила. Порой плакала.
Я понимала, что ее затянувшуюся депрессию, давно пора лечить медикаментозно.
Все же в один ясный критский день мы с ней решили искать средство Макропулоса, начав нашу игру.
---У меня есть сын, который учится в университете. Он станет юристом,- начинала рассказывать мне она. - И это просто замечательно!
--У меня есть упрямый сын и вредная дочь , --продолжала я, - это просто прекрасно!
--Меня тяготит назойливость продавцов в магазинах. Меня раздражают звонки телефонной рекламы, мне не нравятся неискренние улыбки.., - говорила она
--Лена, но это совсем несущественно! – одергивала я.
Этого, кстати, несущественного оказалось у нее очень мало. И мы решили, что акцентировать на нем внимание вовсе не стоит. Правда, в негативе оставались еще дела бумажные: выплаты, ошибки чиновников, кредиты... Мы их пометили как «ДЕЛА, КОТОРЫЕ ПРОСТО НАДО РЕШАТЬ».
Неожиданно открытое нами «Средство Макропулоса» и в самом деле превращалось в эликсир молодости, вызывая у нас смех. Андрей и Рене, слушая нас, недоумевали, что вызывает такой хохот у двух землячек, повстречавшихся на острове Крит за тридевять земель от Прииртышья.
....И уже потом нам грустно было только при расставании, несмотря на то, что все мы договорились о скорейшей встрече. Я помню глаза Лены, когда они с Андреем провожали нас в аэропорту. Они стали печальными и такими же потерянными, как в нашу первую встречу. Я наспех записала номер их телефона. И... вот уже 6 лет не могу его отыскать во всех своих записных книжках...
Как же так могло случиться? Лена, Андрей, найдитесь. Кажется, мне срочно пора начинать играть в «Средство Макропулоса». А может, мы оставили его навсегда - в Прииртышье?
Затем с таким же упоением переплываю в воспоминания «бального дества». Сиртаки. Музыка греческого танца сначала медленно и тихо, затем интенсивнее и громче звучит во мне.
Помню, как мы с подругой Катей решили сбежать с урока бальных танцев. Тихонько проскользнули в раздевалку. Похихикивая, переоделись и... уже собирались вывалиться из окна на свободу, как вдруг услышали из зала музыку танца «Сиртаки». Не сговариваясь, путаясь в одеждах, прыская от смеха над своей бестолковостью, начали вновь натаскивать на себя танцевальные юбочки... Мы любили с ней этот танец!
Подплываю поближе к берегу, чтобы коснуться ногами дна и станцевать его сейчас. Море сопротивляется, оно ревнует меня к воспоминаниям. Но все же ликую от того, что тело помнит все движения танца моего детства. Сегодня я - гречанка с острова Крит! "Агиос Николас! Синт-Николас, Санта Клаус, Святой Николай," - шепчу , как молитву, - летая в его морях.
Муж Рене, как и все голландцы, англичане, немцы, загорает у бассейнов на третьем этаже отеля. Этого я никогда не смогу понять: ведь внизу, совсем рядом, - настоящее, прозрачное, теплое, как он и любит, МО-РЕ! Он неторопливо читает книгу, пьет свой кофе, общается с новыми приятелем - англичанином. И, как дитя, радуется тому, что его английский все ещё неплох. Ну и ладно...
Я переворачиваюсь на спину и погружаюсь в небо. Прозрачное и бездонное, как мое море сейчас. Рене, улыбаясь, машет мне сверху. Что-то говорит своему знакомцу. И я представляю, как в очередной раз он шутит: «Представляешь, я думал женился на женщине, а она оказалось русалкой»
Его – коренного роттердамца - всегда удивляет мое ненасытное желание плескаться в морях. С раннего утра до позднего вечера. Он с ужасом наблюдает за мной, когда я окунаюсь в зябкие волны Литвы и Нидерландов.
«Средство Макропулоса...Гречанка с острова Крит...» Эти фразы не прекращают меня волновать. Эти фразы рождают во мне мою собственную песню...
На пляже, обычно пустом, замечаю мужскую фигуру. Мужчина неприлично долго смотрит на меня.
«Ну ты, немец, совсем обалдел... Псих?» - произношу внутри я.
Забыв о нем, продолжаю летать. Затем... опять смотрю на берег. Ну смотрит же самым вызывающим образом! Точно немец. Ни один англичанин или голландец не позволит себе этого.
Я плыву к берегу. Выхожу из воды, сфокусировав взгляд на его межбровье. Надеваю непроницаемо безразличную маску. Тело бесстыдно раскрепощено. Помните, героиню Лии Ахиджаковой секретаршу Верочку в "Служебном романе"? "Плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра..."
Сейчас я медленно приближусь к нему на расстояние пяти шагов, а потом плавно и естественно сделаю поворот влево. Вопреки всем моим замыслам, мой взор соскользает с его межбровья, и... я вижу его хохочущие глаза. И я слышу родную речь!
-Ну, как водичка?- спрашивает он.
И я вновь становлюсь сама собой- такой, как в море...Не псих и не немец. Свой.
--Откуда.., - захлебываюсь от смеха, --Откуда Вы знаете, что я говорю по-русски?
-Очень просто: Вы слишком ДАЛЕКО заплываете. И Вы слишком ДОЛГО плаваете., --отвечает он.
Потом мы неожиданно выясняем, что он — русский немец—родился в том же городе, что и я. Фантастика!
В том самом городе, где я впервые узнала о средстве Макропулоса. В том городе, где меня учили самозабвенно танцевать «Сиртаки». Этот человек из мира моего детства.
На радостях мы поднимаемся наверх пить раки, узо, что угодно! По пути подбираем с лежаков свои супружеские половинки. С появлением Рене говорим то по-русски, то по-немецки. Муж пьет, как обычно, свой кофе и понимающе носит нам греческую водку. Русские в такие моменты пьют...
Все последующие дни у меня отличные спутники. Жена Андрея – Лена – приятная. Немного грустная, немного застенчивая. Общаться с ней, в отличие от многих русских дам в Голландии, легко. В ней нет желания во что бы то ни стало подавить собеседника знанием реалий западной жизни. В ней нет стремления снисходительно поучать и непременно выплескивать свои победы в прежней и нынешней жизни. Простота, ясность, ироничность по отношению к себе. Вижу, что и мне Лена рада. Она чаще стала выходить из номера, чтобы отыскать меня на пляже. Человек абсолютно непьющий, она с готовностью дегустировала со мной местные вина. И, к большому удивлению ее мужа, даже время от времени пила за компанию полюбившееся нам с ним раки!
Пару раз мы встречали с ней рассвет в море. И однажды у нас -- двух русалок с Прииртышья – разговор за «чашечкой» раки затянулся, и я поняла, что моя землячка больна той затянувшейся депрессией, которая сопровождает некоторых наших людей в чужих странах. Несмотря на ее длительное проживание в Германии – около двадцати лет — она до боли ностальгировала по родине. В этом состоянии человеку все кажется в чужой стране не так. Не так встречают в магазинах. Не так общаются с тобой коллеги. Раздражают натянутые улыбки чиновников. Не так, не так, все не так.
--Если бы ты знала, как хочу домой,- рассказывала она. – С каким удовольствием сейчас взяла бы с собой полотенце и потопала бы на берег Иртыша. И блаженно лежала бы на нашем пляже. Я устала, Рая. Да не немка я и никогда ею не буду!
В такие моменты увещевать, говорить обратное – бесполезно.
--Я устала от кучи бумаг, страховок, выплат...Приходят бесконечные счета, и ты не знаешь за что платить, за что хвататься. Моя мама воспитывала нас одна. Зарплата небольшая, но мы никогда не брали денег в долг. Здесь же у меня голова идет кругом от кредитов. Ежемесячный взнос за ипотеку дома—800 евро. Учится сын в университете - без кредита тоже не обошлись. Я понимаю, так многие здесь живут. Но, понимаешь, это на меня давит каждый день. Мне плохо. Каждый раз я впадаю в панику, что мы опять оказались в минусе в банковских счетах. Или всплывает неизвестно откуда какой-то долг. Я начинаю нервничать, выяснять в чем дело. Оказывется - компьютерная ошибка! И чтобы докопаться до просчетов чиновников, мне приходится тратить уйму времени, нервов!
Андрей же всегда спокоен. Я так не могу. Мне плохо. Раз в год мы просто обязаны лететь к маме. Хорошо, что у обоих работа. Хорошо, хоть маме можем помочь. Ах, а эта работа! Разве работала бы я на такой у себя на родине? А ведь я закончила в Минске юридический факультет. Кто об этом помнит, кто об этом знает? Я сама уже не верю в это. На фабрике, где работаю, конвейер. Сколько мне понадобилось усилий, чтобы меня не выкинули оттуда. Прихожу с работы—руки гудят. Посмотри на мои руки...
Она говорила. Порой плакала.
Я понимала, что ее затянувшуюся депрессию, давно пора лечить медикаментозно.
Все же в один ясный критский день мы с ней решили искать средство Макропулоса, начав нашу игру.
---У меня есть сын, который учится в университете. Он станет юристом,- начинала рассказывать мне она. - И это просто замечательно!
--У меня есть упрямый сын и вредная дочь , --продолжала я, - это просто прекрасно!
--Меня тяготит назойливость продавцов в магазинах. Меня раздражают звонки телефонной рекламы, мне не нравятся неискренние улыбки.., - говорила она
--Лена, но это совсем несущественно! – одергивала я.
Этого, кстати, несущественного оказалось у нее очень мало. И мы решили, что акцентировать на нем внимание вовсе не стоит. Правда, в негативе оставались еще дела бумажные: выплаты, ошибки чиновников, кредиты... Мы их пометили как «ДЕЛА, КОТОРЫЕ ПРОСТО НАДО РЕШАТЬ».
Неожиданно открытое нами «Средство Макропулоса» и в самом деле превращалось в эликсир молодости, вызывая у нас смех. Андрей и Рене, слушая нас, недоумевали, что вызывает такой хохот у двух землячек, повстречавшихся на острове Крит за тридевять земель от Прииртышья.
....И уже потом нам грустно было только при расставании, несмотря на то, что все мы договорились о скорейшей встрече. Я помню глаза Лены, когда они с Андреем провожали нас в аэропорту. Они стали печальными и такими же потерянными, как в нашу первую встречу. Я наспех записала номер их телефона. И... вот уже 6 лет не могу его отыскать во всех своих записных книжках...
Как же так могло случиться? Лена, Андрей, найдитесь. Кажется, мне срочно пора начинать играть в «Средство Макропулоса». А может, мы оставили его навсегда - в Прииртышье?
