Привет из дурдома!

В ее жизни появилась любовь... По крайней мере, ей, Вере, так казалось. Из серьезной, сдержанной «училки» в очках она неожиданно для себя и окружающих превратилась в цветущую, раскрепощенную женщину, бесстрашно и жизнерадостно открытую всему, что существует на свете. Прошлое, настоящее, будущее—все представлялось ей теперь лишь в светло-розовых тонах.

Эта волшебная перемена произошла в Нидерландах, где она наконец встретилась с мужчиной, с которым познакомилась по интернету. Внимание, нежность, которыми ее осыпал голландец, вскружили голову. Дорогие подарки тоже сделали свое дело: щедр, бескорыстен, широк душой, думалось ей...

Как и многие русские женщины, ищущие счастье на Западе, Вера размышляла примерно так: «Годы идут, а я продолжаю жить в однообразных, тусклых буднях. Страх перед будущим, страх одиночества... Насколько бы легче жилось, если б рядом был сильный, умный, понимающий мужчина. В стране, где большинство мужчин деградируют от отчаяния и алкоголя, я всегда буду одна...»

Когда Пит (так звали ее голландского друга) сказал ей вдруг по телефону: « Я люблю тебя, Вера!», она, пребывая в непонятно-окрыленном состоянии, все же ответила: « Ты знаешь, мы, русские, не бросаемся так легко такими словами. Но...я тебе верю.»

Она хотела верить. Ей, доверчивой, втайне романтичной, так хотелось, чтоб нидерландская сказка не оказалась обманом. Ну бывают же на свете чудеса в конце-то концов?! Почему бы чуду не произойти и в ее жизни?!

Спустя полгода после этого признания , Вера засобиралась в Голландию по настоянию Пита. Навсегда. Семнадцатилетняя дочь сразу же объявила, что никуда уезжать не собирается, что вполне может жить у отца, что будущим летом ей предстоит поступление в институт... Все это Вера выслушала с грустью, но и...с некоторым облегчением. Ей вспомнились слова ее голландского «принца»: « У меня нет детей да я, признаться, их и не люблю. Вообще-то я искал женщину без детей.» На этой маленькой, но очень существенной детали ей тогда очень уж не хотелось заострять внимание.

« Я была тогда так влюблена в Пита и в свое состояние влюбленности, что все «минусы» Пита старалась превратить в «плюсы», - расскажет мне позднее Вера.

Когда она начала жить в Голландии, я ей позвонила. Она вроде бы очень обрадовалась, но на мое предложение встретиться ответила: « Ты же знаешь, они, голландцы, не очень-то любят общаться.» Нет, этого я не знала.

Позднее мы все же встретились. Вера вела себя как-то неестественно. Она сразу же попросила меня не говорить при Пите по-русски. Но это у меня плохо получалось—велико было желание поболтать на родном языке! Разговаривая со мной, она постоянно поглядывала на своего друга, будто боясь его обидеть общением со мной. Просила меня не удобрять голландскую речь русскими фразами, не смеяться так откровенно, не... Мне становилось с ней скучно. Я почувствовала, что в отношениях с Питом у нее что-то не так.

Все же мы улучили момент и вырвались на кухню, чтобы немного остаться наедине. Рассказывая о своей жизни с Питом, она как бы оправдывала его слова, поступки, объясняя все «голландским менталитетом». А я слушала ее и приходила к выводу, что ее друг либо самодур, либо болен психически. Веру же, сознаюсь, начала осуждать за превращение в чеховскую «душечку».

Пит устраивал истерики, если Вера звонила в его отсутствие по телефону. Поэтому мы с ней договорились, что звонить буду я. А однажды она вдруг сказала: « Не звони мне больше. Он очень подозрителен. Ему не нравится, когда я с кем-то общаюсь. Я тебе потом напишу...»

Месяцем позже я получила письмо от Веры. « Ты была права, когда говорила, что Пит психически болен, - писала она. - Но я сама во всем виновата. Доверчивой дурехе захотелось семейного счастья. Помнишь в песне Вероники Долиной? «Легковерная, нежная, книжная...»? Остается только застрелиться, как сделала героиня этой песни.

Как я могла так купиться? Как я моогла так легко все бросить в России, что мне с таким трудом досталось? И беда ведь не только в его несносном характере. Трагедия в том, что в нем, как оказалось, нет никаких человеческих чувств. Ни уважения к людям, ни сострадания, ни любви. Чтобы унизить меня, он любит порассуждать о том, насколько недоразвиты русские, иначе не были бы так бедны. Я уже давно молчу, когда он оскорбляет меня, моих родных моих соотечественников. Да он ненавидит всех вокруг! Плохи и соседи-голландцы, и иммигранты-мусульмане... А какое удовольствие ему доставляет унижать меня! Не так одеваюсь, не так хожу, не так сижу, не так улыбаюсь, не так готовлю, не так убираю квартиру. По его словам, русская обязана ему целовать ноги за то, что он ее вытащил из бедности.

Недавно он ночью вывез из подъезда велосипед нашего соседа. Тайно. Оставил его на рельсах. Ты же знаешь, ничего лишнего здесь не должно быть на лестничной площадке. Но почему бы не сделать замечание соседу, а не наказывать человека таким подлым образом? А в каком он пребывал прекрасном настроении, когда наутро прочитал в газете, как новенький велосипед переехал поезд! Как он смеялся, как он был горд своей местью!

Мне страшно. Все эти месяцы я старалась притереться к обстоятельствам, приспособиться, но мои силы на исходе!»

Через некоторое время Вера появилась у нас, умоляя не говорить Питу, где она. Планировать свою дальнейшую жизнь она была не в состоянии. Она только плакала и рассказывала вновь и вновь о своей жизни с Питом. Позднее мы с ней решили, что ей пока что надо вернуться в Россию, отойти от всех этих событий, а мы тем временем попробуем ей найти работу в Нидерландах, чтобы она смогла самостоятельно жить в этой стране.

Почти месяц она жила в России, где, конечно же, уже не было ее работы, где ее ожидали вопросительные взгляды соседей, знакомых. Отдохнуть при всей этой неустроенности она не смогла. Пит же постоянно звонил к ней. Говорил, что не понимает ее внезапного исчезновения, плакал, умолял вернуться. Наконец, прилетел к ней. Опять плакал, опять умолял, говорил, что не может жить без нее. Вера ( ох, уж эта русская душа!) обещала подумать и проводила его в Нидерланды. Через некоторое время, не дождавшись ее возвращения, Пит снова сделал попытку вернуть ее в Голландию. Он сообщил ей, что в связи со стрессом, он сильно заболел. Врачи говорят—рак...

Она позвонила мне перед выездом: « Я возвращаюсь к Питу. Теперь, когда с ним случилась беда, я должна быть рядом...»

Я скептически отнеслась к этому известию и, как оказалась , была права. Как и раньше, я не могу ей звонить. Иногда получаю от нее длинные письма, где она пытается шутить. Но шутки получаются грустные. Ее письма обычно начинаются так: « Привет из дурдома!»

Как я и предполагала, известие о страшной болезни Пита было ложным. .. Думаю, вскоре Вера вновь предпримет попытку сбежать от Пита. Но, зная ее мягкий характер, думаю: « Надолго ли?»