Вспышка памяти – странная прихоть судьбы –
Застилая багровым туманом глаза,
Как невзнузданный конь, поднялась на дыбы
И швырнула меня на столетья назад…
Что же это? Видение, бред, или сон?
Иль безумья тревожно мерцает маяк?..
…Предо мной ветеран с рассечённым лицом,
Но силён и поджар, закалённый в боях.
Глядя, как я колю и рублю от плеча,
В изумленье учитель-ланиста притих.
«До» и «после» сокрыты. Я – здесь и сейчас.
Он мне мать и отец – я не помню других.
Сожаления, страхи, безумства любви…
Да помогут мне боги, и Марс, и Арес!
Если битвы искусство исконно в крови,
Первый бой свой придётся принять на заре.
До кровавого пота, до мушек в глазах
Я шлифую коронный смертельный удар,
Даже старый ланиста сегодня сказал,
Что нечасто он видел столь редкостный дар.
Жаждет зрелищ жестоких пресыщенный Рим,
Разодеты матроны, патриции, плебс…
…Погружаюсь в атаки стремительный ритм
И пощады не жду от бесстрастных небес.
Белоснежная тога, лавровый венок,
Императорским пурпуром рдеет хитон…
Да, всесилен тиран, и ему всё равно,
Для кого нынче лодку готовит Харон.
Расползлись, словно змеи, сплетения вен
По моим загорелым и сильным рукам,
Ave, Caesar! Я больше не жду перемен,
Разрубая трезубец и сети аркан.
Morituri salutant! И новый бросок,
Ретиарий повержен и встанет едва ль,
Жадно пьёт его кровь раскалённый песок,
Кровь, что в жертву приносит разящая сталь.
На арене для нас нет врагов и друзей,
Каждый сам за себя, даже брат мне не брат,
Полстатысячной глоткой ревёт Колизей,
От кровавого зрелища бешено рад.
И в последнем замахе мой гладис воздет,
А трибуны беснуются, с пальцами – вниз!
У меня и противника выбора нет,
Просто боги послали нам разных ланист.
Эти странные судьбы нам рок начертал,
Снова гаснет в глазах ослепительный свет,
Милосердная память закрыла портал…
Я убила его. Или… всё-таки нет?
