Голос капель, пролившихся нежно,
помнят сны о тебе, мой апрель!
На листе, до поры — белоснежном,
расхозяйничалась акварель.
Льёт и красит кофейным оттенком —
здесь и там, по полям и в лесу, —
неулыбчивым рощам–шатенкам
заплетая зелёный — в косу.
По морщинам обрюзгшего снега
побежали, толкаясь, ручьи, —
в дни, когда от тоскливого неба
в руки солнца попали ключи.
Зябнут утра под ивовой сенью.
Чертят высь косяки журавлей.
И час от часу — всё откровенней
декольте голубых полыней.
В колокольных разнежившись звонах,
пахнет мёдом полуденный зной.
На просторах, дотла обнажённых,—
пестротою рябит луговой.
Робкий цвет по пролескам играет.
Плещет с веток синичая трель.
В млечных сумерках юного мая
ты уйдешь от меня, мой апрель!..
Ты уйдешь, — как явился когда–то, —
лёгкой поступью девичьих снов.
Под вуалью брусничных закатов
твоих тридцать растают шагов...
помнят сны о тебе, мой апрель!
На листе, до поры — белоснежном,
расхозяйничалась акварель.
Льёт и красит кофейным оттенком —
здесь и там, по полям и в лесу, —
неулыбчивым рощам–шатенкам
заплетая зелёный — в косу.
По морщинам обрюзгшего снега
побежали, толкаясь, ручьи, —
в дни, когда от тоскливого неба
в руки солнца попали ключи.
Зябнут утра под ивовой сенью.
Чертят высь косяки журавлей.
И час от часу — всё откровенней
декольте голубых полыней.
В колокольных разнежившись звонах,
пахнет мёдом полуденный зной.
На просторах, дотла обнажённых,—
пестротою рябит луговой.
Робкий цвет по пролескам играет.
Плещет с веток синичая трель.
В млечных сумерках юного мая
ты уйдешь от меня, мой апрель!..
Ты уйдешь, — как явился когда–то, —
лёгкой поступью девичьих снов.
Под вуалью брусничных закатов
твоих тридцать растают шагов...
-
