У бабки Ели поперёк лба осталась память о муже - шрам. Бил, чем придётся, чаще вожжами. «Чтоб ему там вечно гореть!» - говорила она. Даже мёртвого не прощала. А пошла за него «убёгом» - против воли родителей. Ей семнадцать было, а Мишка служил у старшей сестры в батраках. Убежали, жили на стороне, кинулись родителям в ноги, обвенчались.
В тридцать пятом уехали с Алтая в Среднюю Азию, бежали от колхозов. Там, мой дед заразился тифом и умер. «Тятя, тятя! – Нюрка плача бежала за телегой с гробом – обидно было, что не взяли прокатиться до кладбища.
В тридцать девять бабка осталась вдовой с двумя детьми – тринадцатилетним Ванюшкой и шестилетней Нюрочкой. Девчонка была порченная. В два года у неё за ухом появился нарост. "Надо долбить кость",- сказали врачи. В результате был повреждён лицевой нерв, и Нюрка окривела: правая сторона личика стала маскообразной, рот сдвинулся влево, а правый глазик, хоть и прикрывался веком, но плохо.
Родня из Сибири позвала Елю к себе: «Едь, Корчажиха, кусок тебе и деткам найдётся!» Дед был мастером по корчагам, его прозвали в алтайской дерневне Локти Корчажником, ну, а жену, естественно, Корчажихой.
В поезде из Средней Азии в Сибирь к Ельке привязалась молдаванка: Давай погадаю, что было-что будет, скажу!» Что было бабке опостылело итак, а вот что будет узнать охота стало.
-Жизнь весёлая у тебя будет, выпивать полюбишь, много мужчин вижу, но взамуж никто не возьмёт. Мальчонку потеряешь – не щас, в парнях. С девкой поласковей будь – с ней жить, у неё помирать будешь. Помрёшь, вижу, в большой церковный праздник. На Паску, думаю.
Поезд отстукивал километры. Ванька с Нюркой посапывали, а у моей бабки зрел страх перед Пасхой. Каждый год в страстную неделю она ходила по земле, как в последний раз, узелок со «смертным» был заготовлен сразу же по приезде в Сибирь. На последние деньги купила тапки, кофту, юбку, платок. Плача, просила сестру Агафью: «Сестрица, вы уж с Мосеем деток моих не бросайте, в приют-то не сдавайте!» Муж Агафьи Моисей цикал: « На тебе, кобылка, ещё пахать да пахать, а ты помирать собралася. Полвека ишшо пробздишь».
Как в воду глядел – умерла через сорок пять лет, на восемьдесят пятом году, 26 декабря. Но всю жизнь, перед Пасхой, её охватывал предсмертный ужас.
Иван в сорок втором погиб под Ленинградом. У Анны в пятьдесят шестом появилась незаконнорожденная девочка – я.
В тридцать пятом уехали с Алтая в Среднюю Азию, бежали от колхозов. Там, мой дед заразился тифом и умер. «Тятя, тятя! – Нюрка плача бежала за телегой с гробом – обидно было, что не взяли прокатиться до кладбища.
В тридцать девять бабка осталась вдовой с двумя детьми – тринадцатилетним Ванюшкой и шестилетней Нюрочкой. Девчонка была порченная. В два года у неё за ухом появился нарост. "Надо долбить кость",- сказали врачи. В результате был повреждён лицевой нерв, и Нюрка окривела: правая сторона личика стала маскообразной, рот сдвинулся влево, а правый глазик, хоть и прикрывался веком, но плохо.
Родня из Сибири позвала Елю к себе: «Едь, Корчажиха, кусок тебе и деткам найдётся!» Дед был мастером по корчагам, его прозвали в алтайской дерневне Локти Корчажником, ну, а жену, естественно, Корчажихой.
В поезде из Средней Азии в Сибирь к Ельке привязалась молдаванка: Давай погадаю, что было-что будет, скажу!» Что было бабке опостылело итак, а вот что будет узнать охота стало.
-Жизнь весёлая у тебя будет, выпивать полюбишь, много мужчин вижу, но взамуж никто не возьмёт. Мальчонку потеряешь – не щас, в парнях. С девкой поласковей будь – с ней жить, у неё помирать будешь. Помрёшь, вижу, в большой церковный праздник. На Паску, думаю.
Поезд отстукивал километры. Ванька с Нюркой посапывали, а у моей бабки зрел страх перед Пасхой. Каждый год в страстную неделю она ходила по земле, как в последний раз, узелок со «смертным» был заготовлен сразу же по приезде в Сибирь. На последние деньги купила тапки, кофту, юбку, платок. Плача, просила сестру Агафью: «Сестрица, вы уж с Мосеем деток моих не бросайте, в приют-то не сдавайте!» Муж Агафьи Моисей цикал: « На тебе, кобылка, ещё пахать да пахать, а ты помирать собралася. Полвека ишшо пробздишь».
Как в воду глядел – умерла через сорок пять лет, на восемьдесят пятом году, 26 декабря. Но всю жизнь, перед Пасхой, её охватывал предсмертный ужас.
Иван в сорок втором погиб под Ленинградом. У Анны в пятьдесят шестом появилась незаконнорожденная девочка – я.
