Ивашка Ворёнок, трёхлетка, голодный, босый.
Как будто из гнёздышка выпавший воронёнок.
Живёт в каземате. Какие к нему вопросы –
Не выбрался толком ещё из своих пелёнок.
Рождённый в палатах, на шёлке да на атласе,
Теперь он опальный царевич, ворёнок подлый.
И брошен малышка в темницу при новой власти.
Он «ворог поганый» для царской продажной кодлы.
И нет ни игрушек, ни платьев, ни щей, ни пышек.
К тому же ещё он и чёрен, и смугл, на притчу.
А вся-то вина, что сынок он Марины Мнишек,
Да Тушинским Вором папашу мальчонки кличут.
На что ему трон? Он дитя, поиграть-попрыгать.
На кой ему власть? Вот игрушку б ему да маму,
Но некто уже заклеймил его прощелыгой.
Но некто уже разработал сценарий драмы.
Ивашка Ворёнок – росточек в тюремной клетке.
А против него и бояре, и царь, и Дума.
Судьи повеленье: «За «злые дела» трёхлетку
Казнить, аки татя!» Казнить, что тут долго думать!
Декабрьское подлое стылое утро. Морок.
Трепали ветра, рвали люто на нём рубашку.
Дитя вопрошало: «А к маме пойду я скоро?»
Доверчивый кроха. Трёхлетка. Малыш. Ивашка.
А царь улыбался, и что-то твердил он свите.
А бедный Ивашка… Застыли слова в вопросе...
На площади принял он кару. За что скажите?
Ну как же, Земля, ты убийц ребятишек носишь?
Как будто из гнёздышка выпавший воронёнок.
Живёт в каземате. Какие к нему вопросы –
Не выбрался толком ещё из своих пелёнок.
Рождённый в палатах, на шёлке да на атласе,
Теперь он опальный царевич, ворёнок подлый.
И брошен малышка в темницу при новой власти.
Он «ворог поганый» для царской продажной кодлы.
И нет ни игрушек, ни платьев, ни щей, ни пышек.
К тому же ещё он и чёрен, и смугл, на притчу.
А вся-то вина, что сынок он Марины Мнишек,
Да Тушинским Вором папашу мальчонки кличут.
На что ему трон? Он дитя, поиграть-попрыгать.
На кой ему власть? Вот игрушку б ему да маму,
Но некто уже заклеймил его прощелыгой.
Но некто уже разработал сценарий драмы.
Ивашка Ворёнок – росточек в тюремной клетке.
А против него и бояре, и царь, и Дума.
Судьи повеленье: «За «злые дела» трёхлетку
Казнить, аки татя!» Казнить, что тут долго думать!
Декабрьское подлое стылое утро. Морок.
Трепали ветра, рвали люто на нём рубашку.
Дитя вопрошало: «А к маме пойду я скоро?»
Доверчивый кроха. Трёхлетка. Малыш. Ивашка.
А царь улыбался, и что-то твердил он свите.
А бедный Ивашка… Застыли слова в вопросе...
На площади принял он кару. За что скажите?
Ну как же, Земля, ты убийц ребятишек носишь?
