В селе, где время текло, как мёд из перевернутой банки — медленно, сладко и с чувством неизбежности, — жили два Анатолия. Они родились в один год, женились в одну осень, и даже дети у них появились почти одновременно: девочка и мальчик Лёня.
Девочка стояла у стены своего дома и ждала звёзды. Скоро наступит сумрак, они появятся — и придёт понимание, как жить дальше. "Завтра пойдём на похороны, Лёни больше нет с нами" — слова мамы ударили, как обухом по голове. Верить не хотелось этим словам — "нет с нами". Ведь с нами остаются не только те, кого мы видим в эту минуту...
Они были больше чем друзья — Лёня был родной. Сидели за одной партой, ходили семьями в гости... И вот — "нет с нами". Добрый, вдумчивый, в спорах они всегда, не сговариваясь, принимали одну сторону — как два листа на одном стебле, шелестели одними мыслями, смеялись в унисон. Будто кто-то невидимый заранее договорился за них. Сердце не соглашалось с реальностью и яростно стучало в груди, словно детский кулачок в закрытую дверь.
Лёня стал пропускать школу. Сначала по неделе, потом по месяцу. Когда он возвращался, от него пахло чем-то странным — не ангиной, не несвежими зубами, а чем-то... чужим.
— Чёртом воняет, — сказала бы бабушка и окропила бы то место святой водой. Этот "чёртов" запах... Может, это был знак, что он уже тогда был не совсем живым? Ведь живые не бывают такими идеальными.
Она не знала, что это за запах. Знала только, что он был тяжёлым, как предчувствие.
Красивый, с очень бледным лицом, спокойный. Он интересно рассказывал истории из множества прочитанных книг — а что ещё делать в больницах, куда его теперь возили всё чаще?
Недавно ребята встретили его на проселочной дороге. "Расступись!" — кричал Лёня со смехом, с румяными щеками. Он мчался на велосипеде, рубашка развевалась, и под ней виднелись белые бинты. Вся грудь была замотана, будто его пытались удержать от распада. Раньше они тоже катались с пригорка на пригорок... Контрольные сданы, табеля розданы — наслаждайтесь зрелой весной, цветущим клевером, рапсом и васильками в еще зелёных пшеничных полях.
— Он просто катается, — подумала девочка. — Всё в порядке.
Но мама лишь грустно покачала головой, когда услышала о встрече.
Звёзды появились. Золотой Орион лежал на пригорке, но никакого решения не приходило. А идти спать без ответа не имело смысла — сон всё равно не придёт. Вдруг в цветке зажужжала пчела — и замолкла. "Что ж ты не вернулась в улей?" — подумала девочка. "Тоже умирать собралась?" И вдруг её осенило! Это звёзды Ориона разбудили обессиленную пчелу. Девочка наклонилась над цветком и слегка прижала его к переносице:
— Жаль, — прошептала она. — Но ты должна.
Пчела ужалила. Боль была острой и чистой, как правда. К утру веки девочки раздулись, будто наполнились невыплаканными слезами.
— Не могу идти, — сказала она маме, едва разлепив глаза.
Так она и не увидела, как Лёню закапывают в землю. В её памяти он навсегда остался мальчиком на велосипеде, летящим по дороге, залитой солнцем."
