Дмитрий Кастрель
«Не навяжи себя ближнему своему…»
Интервью Натальи Троянцевой с Дмитрием Кастрелем
Строить диалог с человеком, чьи стихи вызывают искренний интерес именно потому, что литературный герой воспринимается образцом настоящего мужчины – нелегко. Восторженность окажется мягко высмеянной, попытка проникнуть в душу – пресечется сразу же… Остается надеяться, что одухотворенный и строгий диалог на равных даст результат. И мы сумеем увидеть интереснейшего человека и талантливого поэта во всем замечательном разнообразии… А читатели - да простят интервьюеру его суховатый профессионализм. Не получилось иначе…
1.Был ли Вами зафиксирован момент осознания себя поэтом? Как и когда?
Ощущения себя поэтом не возникало никогда. Считаю этот дар врождённым и пожизненным. Отсюда огромное уважение к поцелованным богом.
Но чувство "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!" несколько раз испытывал. Понравилось чувство. К сожалению, не властен обновлять его.
2.Есть ли, на Ваш взгляд, у поэта социальная роль?
Поэт - безусловно и обязательно социальная роль. Что бы каждый отдельный сочинитель про себя ни надумывал. Двое - уже социум. Уже где-то говорил, что вижу поэзию инструментом самосохранения вида, причём именно как социума.
3.Как формировалось Ваше мировоззрение? Я имею ввиду этические и эстетические образцы, которые поддерживают Ваше существование, человеческое и творческое.
Изнутри трудно разглядеть, как это мировоззрение формировалось. Пожалуй, назову только факты, которые неминуемо сказались. Дед и бабушка (по маме) - старые большевики. Папа - детдомовский. Смесь ещё та. Родители - актёры. Отсюда, сколько себя помню, детсадовская шестидневка и летние дачи и лагеря на все три смены. Конечно, старший брат. Конечно, двор. Со стороны эстетики... Мама и папа много и хорошо пели, не специально, а так, за домашними делами. Брат играл сначала на балалайке, потом на гитаре - в основном, классику. Научился читать в пять лет и с тех пор давал папе реплики при заучивании роли. К первому классу много чего знал из мировой драматургии. И домашние застольные разговоры...
4.Кто из русских поэтов Вам ближе и чья судьба будоражит воображение?
Лермонтов, Маяковский, Твардовский, Высоцкий. Список очень неполный. Будоражат все, но выделю, пожалуй, Твардовского (это если о судьбах).
5.Чье творчество вызывает отторжение и почему?
Отторгаемых нет. Я их просто не читал, а потому и не знаю. Хотя... В раннем детстве с ума сходил по "Спартаку" Джованьоли. Потом как-то посмотрел - такая лажа. Но активно развенчивать не стал бы. Вы же не про эстрадные тексты спрашиваете? Если о них, то - о, да!
6.Стихи, любимые в детстве – если таковые были.
С детства слышал много стихов от родителей. Очень много. Но было сложновато, не проникал. Песенные тексты - да. Очень любил "Что затуманилась, зоренька ясная...", "Плещут холодные волны...", "Жаворонка", "Там вдали, за рекой...", "Вы сегодня больны..." и т.д.
7.Кто из писателей оказал влияние на Вас и какое именно?
Отвечаю моментально: Джек Лондон. Сейчас точно вижу, насколько по-мальчишески и безоглядно я за ним шёл. Да чего говорить - лет через пятьдесят написал стихо, которым был очень доволен; а ещё через два года вдруг(!) обнаружил, что оно - точная калька одного из рассказов Лондона. Изумлению не было предела.
8.Можете ли причислить себя к профессиональным литераторам? Если нет – почему? Если – да, то по каким критериям оцениваете свой профессионализм?
Разумеется, ни малейшего профессионализма. Мы с ним и близко не лежали. Почему? - по факту. За довольно короткий промежуток времени написал 25, кажется, стихов. Продолжения не жду. У меня полное впечатление, что это случайность.
9.Каким Вам видится созидательный аспект сосуществования «поэтов, хороших и разных»?
Ну, во-первых, в этой стае никто не чувствует себя уродом. Просто не представляю самоощущения Поэта в единственном экземпляре. Во-вторых, если ты поэт, постоянная подпитка восхищением от выбранного поприща. И состязательность тоже.
10.Какого рода действия разрушают такое пространство?
Действия? Не знаю... Наверное, замалчивание, изоляция...
11.Сфера Ваших интересов в искусстве вообще.
Интересы, в основном, потребительские. Особенно падок на музыку, в ней я понимаю меньше всего. Назвать любимых композиторов (как и поэтов) очень трудно, тут же хочется дополнить ряд. Назовёшь Грига - Гершвин обидится и т.д. В музыке отзываюсь на мелодию, развесистый симфонизм меня утомляет и рассеивает. Жанры музыки даже не назову, не знаю. Исполнителей не отличаю. Разве что моцартовский "Реквием" слушаю "от Караяна", а Шопена "от Беллы Давидович". Из певцов выделяю: женщин - негритянок и русских, мужчин - русских. Рок не признаю вообще. Аффект в искусстве хорош, когда точечный: Смоктуновский в "Гамлете", а сплошной аффект - это уже … спинному мозгу…
О хореографии, как моем предпочтении – это полу-шутка. Под старость вдруг потянуло… Но действительно, выразительность человеческого тела поражала всегда. Самого марева эмоций не видно (музыка, да), но по точной пластике... Нет, Наталья, я не смогу хорошо сказать о танце. Люблю платонически, не прилагая к себе: поздно.
Живопись воспринимаю довольно примитивно, никогда ею не занимался. Вся работа с цветом пролетает мимо. Смутные шорохи возникали только в музее Ван Гога. А вот линия и вообще графика восхищает. Любимые: Врубель, Левитан, Доре, Эшер, Кент.
Ещё обои подобрать могу...
12.Соотношение поэтики и политики, на Ваш взгляд.
Поэтика - дело фантазийное, а политика - прагматичное. Лучше им в гости друг к другу не ходить. Маяковский за эту вольность огрёб по полной.
13.Какие моменты личного существования Вам хотелось бы обнародовать? Чем поделиться?
То немногое, что я хотел обнародовать, поместилось в стихах. Наверное, поэтому они так быстро и закончились. И вообще, есть естественное чувство: не навяжи себя ближнему своему.
14.Что делает Вас счастливым?
Люди. Их изумительные способности.
Постскриптум. После отсылки уже готового интервью Олег мне напомнил: "Дима является автором опубликованных статей о творчестве Высоцкого. В том числе, его статьи есть на "конвертах" к знаменитым пластинкам серии "На концертах Владимира Высоцкого"... Пытаясь навскидку поднять эту серьезную тему, я задала еще несколько вопросов.
- Вы были на концертах или спектаклях с его участием?
-На концертах не был. Видел два спектакля с ним: "Десять дней" и "Пугачёва". На "Пугачёве" произошёл странный случай: я запомнил монолог Хлопуши со слуха. Это при моей-то тухлой памяти.
- Чем отличался Высоцкий на эстраде от остальных исполнителей?
- Странный вопрос. Он был Высоцким. Остальные - тоже под своими фамилиями.
- Какая из его ролей потрясла Вас, или - все, и чем именно?
- Высоцкий - крепкий русский актёр. Но видел и лучше.
- Согласны ли Вы с тезисом Бродского о том, что тексты Высоцкого наиболее органичны лишь вместе с музыкой?
- Э, нет. Сочинялись прежде всего тексты. Музыка - это то, что он себе ногой отбивал, для удобства сочинения.
- Допустимо ли сопоставление Высоцкого и Пушкина в каком-либо аспекте творчества или личной судьбы?
- А зачем сопоставлять? Давайте упиваться уникальностью каждого.
Понимая, что лаконизм достигает своего апогея, поскольку тема – значительная и для автора чрезвычайно значимая, как и для интервьюера, впрочем – совсем недавно я твердо сформулировала, что в поэзии у меня был Учитель, и его имя Владимир Высоцкий –мы с Дмитрием решили написать: продолжение следует...
Стихи
ПРО ДЖИПА, ПСА СОБАЧЕГО (ЦИКЛ)
Меня кормили все и всем.
Лишь только стоило по-правильному пискнуть
И ровно сесть, как тут же ем
Хрустящий хрящик, шкурку от сосиски,
Кусочек маленький дор-блю…
Но всё же, наклонясь над миской,
Я больше всех хозяина люблю.
Он очень верно чешет брюхо мне,
Непревзойдённо пожимает морду.
Я начинаю чувствовать породу,
Брыкаюсь, лёжа на спине.
Конечно, он как солнце – не без пятен,
Но даже дым хозяина мне сладок и приятен.
А только выведу хозяина гулять я,
Я забываю и его, и семью.
Я предаюсь свободе и веселью.
Я нюхаю следы собратьев.
Вот это – забияка подворотный;
Пёс так себе, но запах благородный.
А этот? Юноша, и опыта не густо.
А тут? Вчерашнее, но сколько вольнодумства!
А! Это ты нагадил поутру
На месте на моём обжитом!
При первом случае я пасть тебе порву,
Не будь я Джипом!
И я сбежал, я смылся, я свалил
К знакомым псам и всяким.
Как хорошо, когда вокруг свои –
Собаки.
Неслух
Учу собаку, чтоб гулять по правилам.
Шагает рядом, чуть не в ногу. Но!
На льдышке у куста лежит говно.
Джип - побежал. Понюхал. Не понравилось.
Телекинез
Телекинеза вот пример:
Сближаются два тела.
Джип на ворону посмотрел -
Ворона улетела.
Зубы
Цветущий возраст был и убыл.
С ним вместе убыли и зубы.
Чтоб кушать, улыбаться, речь блюсти,
Я приобрёл вставные челюсти.
Вот как-то, отходя ко сну,
Я зубы вынул, сполоснул
И рядом с мойкой положил на стол.
На кухню Джип зашёл, вертя хвостом.
Рост позволял увидеть зубы хорошо.
Джип выпадает в шок.
Любого потрясёт такая вот фигня,
Что зубы скалятся отдельно от меня.
Я понял это состоянье "жести":
В его глазах я надругался над крестом!
Я попросту лишился чести!
Я партбилет цинично выложил на стол!
Всю ночь перед собачьими глазами
Маячил страшный приговор:
Отныне все хозяина кусают,
А он не может никого.
Наутро, измочаленный отчаяньем,
Не шёл гулять и всё смотрел мне в рот.
Ощерился я всеми челюстями -
Джип завилял хвостом и побежал вперёд.
На Гончих Псах
Вам кажется, на Гончих Псах бардак?
Псы носятся и скачут, пасть раззявив?
А вот не так.
Вот шиш!
Там псы лежат. Там - тишь.
Там ждут, и ждут, и ждут хозяев.
И в скорбной дали холмиков собачьих,
Чуть-чуть отдельно (он не мог иначе),
Так удлинённо, плоско так лежит
Мой Джип.
- Джипка!
Он вскинулся и встал на лапы.
И подошёл, и морду опустил.
Потом уткнулся мне в колени.
Я наклонился по глаза - он плакал.
Вот это - выше сил.
Две тени.
Я потрепал его нетёплую нешерсть
И сделал вид, что дал поесть.
А он хвостом по пустоте постукал
И поднял на меня глаза.
Потом бесплотным языком лизал
Воображаемую руку.
...Он впереди, я позади.
Бежим, вокруг себя глядим,
И что-то недоступное для глаза и для слуха
Джип на бегу прилежно нюхал,
Но, кажется, не сознавал,
На что он лапу поднимал.
И в нашем беге бесконечном,
Что будет продолжаться вечно,
Нам открывались те миры,
Которых вам не видеть до поры.
БЛИЖНИЙ КРУГ (ЦИКЛ)
С диска Эворы (вольная элегия)
Заострённые созвездья
В пустоте парят...
То крупнее виноградин,
То мельчатся в пыль...
На божественном параде
Я ищу, кто был.
Я ищу тех, кто был
Дальней звездой и близко,
Кто дышал и светил,
Угощал ириской: "На!"
Грех на небе неуместен -
Чистая судьба.
Свет погас, след простыл -
Скошено всё созвездье.
Кто ушёл, не простил -
В этом месте чернота.
Погасла жизнь.
Глаза закрыл.
Погасла жизнь.
Ушёл. Забыл.
Нигде их нет.
Ищу и жду.
Не виден свет.
Не слышен звук.
В этом месте вечерами
Мы светились в ряд,
Прикоснувшись головами:
Фотография.
Рукавом я вытру слёзы.
Всё равно найду.
Вот сейчас в эту ночь
Вижу и различаю:
Это сын. Это дочь.
Это женщина моя.
Я смотрю на эти звёзды -
Встал бы и достал.
Дым поплыл, свился в жгут.
Скатертью мне дорога.
По земле мой маршрут -
Очертания креста.
В ночи окно.
За ним семья.
Одно окно.
Пришёл. Обнял.
Зажглась звезда.
Ещё одна.
Всё как тогда.
Левей - луна.
Брат
Я карточку гляжу.
Шагает на меня со снимка
Мой старший, мой родной,
Мой мёртвый брат Максимка.
Не спится
Ты помнишь? Да конечно, помнишь,
Когда ты маленький и скоро полночь,
А ты глаза таращишь не заснуть,
Чтоб их ущучить, чтобы как-нибудь
Дождать момент, когда кладут подарки,
И ночью же бумажки развернуть.
Я вспоминаю эту детскую тщету,
Когда под утро папиросы на счету.
Или когда нагнусь над ними:
Мои цветы повяли и погнили,
И бурыми головками висят...
А мама с папой спят и спят.
ДЕДский стишок
Вот это маленькое тельце - Машка.
А мама её - моя Верка.
Мне с Машкой немножко страшно:
Она смотрит мимо, поверху.
У Машки появится Катька.
У Катьки, быть может, Джейн...
А дальше уже не видать мне,
Я далеко уже.
МУЖИКИ (ЦИКЛ)
Пиратская романтика
Счастливый 21-й абордаж!
Как черти мы рвались вперёд.
Я бросил тело на фальшборт.
Был обречён нагруженный "торгаш" -
С его охраной выстоять слабо.
Сын губернатора хотел меня пугнуть:
Шпажонку выставил, но не решался ткнуть.
На пальце я увидел бриллиант.
Оставь надежду, недозрелый дуэлянт!
Я левою отвёл ненужную вещицу,
И топором перерубил ключицу,
И сразу горло полоснул ножом.
Не прыгай, мальчик, на рожон.
А он, пока я палец отрезал,
Никак не закрывал глаза...
...На баке пили ром.
Он захотел представить Вельзевула.
Свалился за борт. Кто-то бросил шкот.
(Был штиль, и было небо позолочено)
Метнулась снизу светлая акула
И выжрала живот
До позвоночника.
Сосед зашёл
Игорю Николаеву, русскому десантнику, который живёт сейчас в 15-й квартире и зашёл ко мне с двумя бутылками повспоминать.
- ...Мне здорово хотелось пить,
Когда Толян сказал после обеда,
Что надо на Пандшер сходить,
Кого-то пошерстить,
Чего-то поразведать.
Что в полчетвёртого у командирской "дачи"
Керимов разъяснит задачу.
Тут Пашка подошёл. За шахматы уселись с ним...
А в полчетвёртого Керимов разъяснил.
Мы помолчали. Почесали репу.
Но в целом повели себя корректно.
Лишь кто-то бросил фразу:
"Спасибо, что не сразу..."
(Налили, выпили)
Ну, прочая муде на бороде...
Короче, начал собирать эРДе.
Сначала россыпью, не думая о массе,
Потом набил и цинку, и рожки.
Патронов набирали - жуть.
А набивали: каждый третий - трассер,
А между ними - не скажу.
Ну, в общем, человека - на клочки.
(Налили, выпили)
Алёха был, "Ала-амбал",
Он сколько жил, ножи метал.
Мы в карты, он, засранец, упражняется.
Он метров с двадцати свободно попадал
Хошь в горло, хошь по яйцам.
А Валька - просто ультра-си.
На кулаке татуировочка "ОтВали".
Не целясь, в челюсть так вносил,
Что бошки просто отлетали.
Валерка, погремуха "Сокол", -
С учебки с ним, кровать в кровать -
Он если оставался прикрывать,
Ни одного раненья сзади или сбоку.
(Налили, выпили)
Нет, ты пойми критерий!
Ребята эти... Где они? Потери...
(Дыханье пресеклось.
Глазами поморгал.
Сдержался)
Теперь не то чтобы привык...
Но ты подумай сам-то:
Мы ж - гордость,
Мы ж - краса...
Мы - самый клык
Советского десанта.
(Налили, выпили стоя.
Он замолчал, как бы упёршись в твердь.
Он задышал, как бы ныряя в омут)
Запомни на сейчас и впредь:
Вот я перед тобой. Я - смерть.
Тебе. Себе. Ему. Любому.
Инструктор
Алексею Кияйкину
Не знаю, то ли на рентген их, на просветку,
А то решить подброшенной монеткой?
Но сколько мерять? Нужно отрезать
И только одному в глаза сказать,
Что мы идём в глубокую разведку.
...К обоим я нутром присох,
Я их дрессировал, как псов,
Они руками мне кололи камень,
Я их утюжил на татами,
Подкалывал: мол, много каши ел,
И смаргивать учил, чтоб взгяд не стеклянел.
И много прочих разных дел
Я им на ухо назудел...
За этот срок я сделал их ферзями.
Но... Встали и ушли.
Меня с собой не взяли.
Считаю важным привести отзыв Алексея:
Давать - легко
Забыть - легко
Но нахер надо поддаваться
Желанию послать и перестать
Давать?
ОНА
...а помнишь, в школе конопатый мальчик
дарил открыточку и сразу убегал...
На стуле, на столе и между
Валялись наши скромные одежды.
У нас ни мужа, ни жены,
И оба мы прекрасно сложены.
Какое увлекательное счастье -
Обнять вот этот плотный ластик.
Нигде ни пота ни росинки
И ни следа тесёмки и резинки.
Ты лбом нажала на плечо.
Я дунул - волосы плеснули.
Наполненные солнечным лучом
На окнах шевелились тюли.
Тепло. Прохладно. Горячо.
И тишина от вдоха и до вдоха.
- А что это у вас, прекрасная Солоха?
И в целом вы глядитесь хорошо.
Особенно, когда без шорт.
Отозвалась: смешок.
Те двое в зеркале смотрели всё наглей.
Она была немножечко смуглей,
Немножко из другого теста.
Вдруг прошептала мне на ухо:
- Послушай, это ж групповуха!
- А не смотри.
- А интересно!
И тут же голосом динамика на транспорте
Мне за спину сказала "Здравствуйте!"
Аж передёрнуло, и не добравшись до кровати,
Мы сели на пол хохотати...
Потом мы вышли на балкон попить вино.
Я на Венеру наводил бинокль.
А месяц, серебрёный гад,
Мне сверху показал рога.
Не обратил внимания тогда.
Проснувшись утром ранним-ранним,
Я слушал ровное дыханье.
Тихонько встал и начал убирать тарелки со стола.
Она спала...
С годами делаюсь старей и гаже.
Она пусть остаётся та же.
ХОЧУ НА НЕБО
Башка полна нетрезвыми парами.
А на экране
Сидел в правах урезанный парламент,
Висел орёл с протезными крылами,
Оркестр валторнами за Родину и Веру дул...
Я выключаю эту ерунду.
Смотрю в окно.
Но город, в узеньких полосках жалюзи,
Меня же мне и отразил.
Закрыл глаза — и всё закрасил чёрным.
"Как жизнь живёшь?" — "О, господи, о чём мы?.."
И я смотрю, не открывая глаз,
В который раз...
Как зелень луга зелена,
Как синь морская — синяя до дна,
Как кровь красна, плеснувши изо рта -
Так абсолютна эта чернота.
Контрастно — группами и розно -
Звёзды.
ПОСВЯЩАЕТСЯ ПОДПЛАВУ
Уходим под воду
в нейтральной воде.
Владимир Высоцкий
АТАКА
Мой залп ушёл, и я подвсплыл.
Старпом добрал балласта. Мы зависли.
На траектории смертельные послы
Уже цепляли цели линзой,
Минута - и мостов оплавятся мослы,
Сметутся небоскрёбов призмы...
Как говорится, «иже» вам и «присно».
...План был обширный и простой.
Генштаб назначил флотские ученья,
Где каждый показал, что стоил:
Стрелял, бомбил, гонялся за треской...
Акустика визжала нам в обеспеченье.
А в это время наши два макета
Стояли мирно у причала.
И всё, что надо, было в них нагрето,
И всё, что надо, штатно излучало.
Их спутники фиксировали это.
А мы, как водится, под самый под сочельник
Бесшумно, медленно, почти что бездыханно
Ушли под слой холодного теченья
И растворились в водах океана.
Задание — других не лучше и не хуже:
Пройти полшарика, себя не обнаружив,
До точки, где никто из нас не лазал.
Оттуда доложить и ждать приказа.
Мы пробирались к Антарктиде
По линии раздела дат.
Ни белый свет меня, ни я его не видел.
И океан, наш древний прародитель,
Хранил в скорлупку запечатанных ребят.
Лишь бледная морская тварь
Смотрела неподвижным круглым глазом,
Как нечто чёрное длины несообразной
Противно всем законам естества
Явилось, длилось и исчезло разом.
В холодных водах взяли курс на запад.
Я знал: мы нападём внезапно.
Они закрыли полюс перехватом -
Мы будем бить по ним через экватор.
Мы — методично и нахрапом,
И тихой сапой или на арапа,
И с сатанинской хитростью от Янгеля* до вуду...
Я выполню задачу. Гадом буду.
В Атлантику мы вышли с юга
И взяли курс на север вдоль хребта.
За вахтой вахта следовала кругом.
Мы все почти возненавидели друг друга
На тренировках течей и атак.
Короче, на намеченную точку
Я встал по местному в час ночи.
Забросил буй и, подрабатывая малым,
Учитывая снос и направленье ветра,
Завис над пропастью разлома Боде Верде.
Координаты занесли в журналы.
Всё то же над разломом Вознесенья
Должна была проделать лодка Алексея.
И тут меня какой-то морок обволок:
Как будто расступился потолок,
Мне голову наполнил воздух,
И я движеньем танцевальным, грациозным
Оставил пост, покинул корпус
И бельевой, волнистой пластью ската
Всплыл и поплыл вдоль звёзд и вдоль пассата.
Дыша и наслаждаясь оттого,
Что не несу ответ ни за кого.
Но этот скоротечный парадиз
Прервал звонок. Звонил радист.
И ощущенье дежавю: Я знал,
Что скажет он: «Зевс» прекратил сигнал».**
А дальше — цепь технологических шагов.
За две минуты слили семь потов.
С отсеков и постов:
«Проверил — подтвердил — готов!..
Проверил — подтвердил — готов!..»
Расписана была, как партитура,
Бикфордовая эта процедура...
Я, Александр Зимин,
командир советского подводного
стратегического ракетного крейсера «Ростов»,
жизнью и честью отвечающий за страну,
сказал команду «Товсь!»,
сказал команду «Пуск!».
* Янгель М.К. - Генеральный конструктор баллистических ракет.
Разработчик тяжёлой ракеты Р-36("Сатана").
** "Зевс" - система сверхдлинноволновой глобальной подводной связи.
Для передачи информации не пригодна. Важен сам факт приёма сигнала.
Прекращение сигнала обязывает командиров АПЛ вскрыть "красный пакет" с указанием дальнейших действий.
ПЕПЕЛ
Стратег волну утюжил и бодал.
Вода не спорила и уважала силу.
Она, разжатая передней полусферой,
Из синей становилась серой,
Окатывала чёрные борта
И пеною белёсой уносилась.
Поверхностью лукавилась вода.
Поверхность, впрочем, - вовсе не она:
Темнеющим пузырчатым массивом
Отвесно простиралась глубина.
Припомнилось само собой,
Как врач знакомый, китобой,
Рассказывал, что при перитоните
Он полость промывал забортною водой.
Такая уж подробность. Извините.
И я представил острова без птиц,
Гольфстрим, насыщенный осадками частиц,
Где рыба рыбой обжиралась втрое
И тут же разлагалась рыбьим белокровьем,
Озёра в отвратительных разводах
И хаотичные развалины заводов,
И нашу базу, школу, двор,
И белый чистый снеговой простор...
И снова пустоглазые дома без кровель.
...Уход с атаки — та ещё задача,
Инструкции на восемь серий.
Всё выполнил.
Акустик слушал север.
Сидит без майки, раскорячась,
Потеет широченная спина.
Уже плевать, кто первый начал.
«Ну что там, старшина?» -
«Там, командир, ВОЙНА».
Война. Вой-на... Вой-на... Вой...
Вон там в наушниках, за той спиной
Глубины вспенились шумами.
К едрене Фене и к едрене маме!
Остервенело и фронтально
Державы резались флотами.
Пошёл к ребятам по отсекам
Сказать, что все они герои.
Но внутренне был как-то не настроен
И чувствовал себя себе соседом.
И что-то в воздухе повисло -
По древу растекались мысли...
Кто смотрит в пол, кто чуть левее.
Мне показалось, или впрямь меня жалеют?
Хотелось всем раздать шампунь для тела -
Намыль, помой, опять намыль -
На лицах и в глазах осела
Тончайшего помола серенькая пыль.
Я говорил, что дома ждёт работа,
Что спишемся на берег — не до флота,
Что мы теперь — пожизненные братья...
А что ещё им мог сказать я?
И верили: раз сотворил «о боже мой»,
То лодку должен привести домой...
ВРАГ
Спиной к войне направился на юг.
Всё как на практике: ходи да изучай приборы.
Матросам ананасы выдают.
Кок что-то спрашивал про творог.
Старпому 35 - откупорили брют.
Под килем банки, котловины, желоба.
Всплывал под перископ, сверяли звёзды, шли.
Забудем атом: трёхмачтовый барк
Бушпритом тычет в краешек Земли...
В глубинах тишина, лишь иногда
щеглами щёлкали китовые стада.
Вдруг: «Есть контакт! Гражданские винты.
В насадках. Два винта,» - «Под перископ!»
Ого! То ни гроша, то вдруг алтын:
Спасатель океанский жёлто-синий -
Глазам не верю - тянет на тросу "лося".*
(714, "Норфолк", Саражжен командиром)
Весь силуэт, обтянутый резиной,
Разложен в окуляре по осям.
Скажите «чиииз». «Второй торпедный! Товсь!"
Однако этот тир противен.
Враг жалок. Дифферент на нос,
На треть сухие лопасти винта.
На палубе в жилетах два матроса
И три спасательных плота.
Вот так и мне однажды довелось...
«Отставить «Товсь»! Всплываем!
Поднять флаг государственный и Флота!
Оповестить: «Торпедная стрельба!»
Буксиру: «Хода не менять. В эфир не выходить».
Лосю: «Пусть примут капитана Зимина».
Зараза-шлюпка завелась не сразу.
Со мною штурман, особист и четверо спецназа,
Поправив китель и наган,
Рванули в логово врага.
У них на огражденье выполз флаг,
Плеснул и сразу же ослаб.
Шарнирно развернулся трап.
Спецназ взбегает по рифлёным плоскостям.
Честь флагу — честь «гостям».
Без паузы: «Пройдёмте вниз» и лезу в люк.
Гебешника и штурмана — на связь и коды.
В отсеках слышно, как откачивают воду.
Спиною взгляды на себе ловлю
Далёкие от «Ай лав ю».
Каюта капитана. Сели с глазу на глаз.
«Сигару?» - «Нет» (я несколько снижаю наглость,
Но не раскашляться же мне теперь).
Я закрываю дверь.
* «Лось» - (жарг.) американская ударная АПЛ класса «Лос-Анжелес».
РАЗГОВОР
Он должен был топить меня и Алексея
В проходах у хребта Уэст-Скоша
Южнее Огненной Земли.
Об этом и подумать тошно.
Мы там не шли, однако же могли.
А он словил всплывающую мину -
Скорей всего, от Аргентины -
Привет недавнего Фолклендского конфликта.
Мог стать героем, да вот фиг-то.
Чудовищный нефарт.
Сейчас идут на Байя-Бланка.
Я обнадёжил: мол, дойдёте.
Ответно расспросил об их Четвёртом флоте.*
Большая польза от подранка!
А далее
Мы полтора часа сопоставляли данные.
В итоге эта распечатка (на английском):
« Кочемасов топил Барбея. Клери топил Глотова. Лазарев топил Эберле. Фицтеллер топил Белогрива.
Поваляев топил Конноли. Эйнсворт топил Шепеля. Казымов топил Смоута и Дюбо.
Стрингхем топил Казымова. Баребин топил Фицтеллера. Чич топил Лазарева и Мартемьянова.
Чернов топил Клери. Винслоу топил Кочемасова»
Для вдов — с примерным указанием квадратов.
Честь флагу. Шлюпке честь.
*На настоящий момент и в дальнейшем, огибая Южную Америку вплоть до экватора,
АПЛ будет проходить зону ответственности Четвёртого флота США.
ДОМОЙ
На юг! На юг! Вдоль побережья Аргентины.
Первоисточник танго. Триста миль.
Пампасы, мериносы, куртки из ратина...
«Радист, ты музыкальным фоном истомил.
Пошарь-ка музыку в эфире.»
Но всюду скрипки, хор и слёзы «Лакримозы».
На длинных, на коротких — Моцарт, Моцарт.
Не ожидал! Вот так, по всем волнам...
Но — по кому? По ним? По нам?
Мысль странная пришла, сдвигая времена:
А может, это я, мальчишка-лейтенант
В своей морской парадной форме
И был тот самый «чёрный человек»?
И мне уже который век?
Но замполиту: «Оцените, как
Сменились музыкальные пристрастья Аргентины.
И осветите экипажу этот факт
С позиций правильных, партийных.»
В проливе Дрейка шторм — не приведи господь!
А мы на глубине крутили фильмы,
Где д'Артаньян пел про свою Гасконь
И Глеб Жеглов был обаятельным и сильным.
У них прошло пять залпов. Наших — два.
Про шахтных мы с Саражженом не знали...
А чуть погода — мы всплывали
Проветриться и ощутить великий Океан.
Нас уводила в золотое никуда
Необозримо плоская вода.
Ночами звёздам вторили поля планктона,
А днём мерещились киношные атоллы,
Где зыркают коричневые очи,
И девки все роскошны и охочи.
Хватало и без девок тем:
По курсу пара кашалотов предавалась браку,
Друг друга восхищая чёрным лаком
Своих божественно сложённых тел.
На них смотрел матрос и млел.
Мы шли тылами без малейших признаков войны,
И океан нам не доказывал вины.
Он жил своей просторной рыбной жизнью.
И я бы согласился, окажись в ней,
Простым марлином выходить из глубины...
Пройдя экватор, я ушёл на полтораста метров.
Храня опасливость и осторожность смертных,
В любой момент готовый к схватке,
Пошёл к Камчатке.
Осталось десять дней.
Четыре.
Завтра.
АЛЕКСЕЙ
Об Алексее - ничего.
Ни по приборам, ни по слухам, ни по связи.
Ни от врага, ни персонально от него.
Но без него рассказ мой недосказан.
Отсутствие следов и всяческих известий
Указывает только на одно: удар возмездия.
Недель на пять он затаился в глубине
В расщелине, во тьме кромешной.
И будет залп его вполне
Успееешшшны-ы-ы-ый.
Фотогалерея
Брат Максим, отец и я
Я нацеливался на Олимпиаду...
Джипка
На встрече поэтов 2012
