Обзор конкурса «О главном» на www.svetkidoma.net
Сначала – о грустном.
Это для того, чтобы сказать – совсем понемногу – о том, что меня в этом конкурсе огорчает, и, сказав – выбросить все это, напрочь, из головы.
Комментирую не по порядку, а вразнобой. И начать хочу с опуса под номером 30. Потому как название обязывает. Итак…
30 В поисках Главного
«Главное - у каждого свое,
В дни ненастья и в деньки погожие.
Среди тысяч главных - и мое,
Наособицу, а, в общем-то, похожее
На его, на их и на ее,
Главное - оно ведь многоликое!
Иногда - умно, порой - дурье,
Часто - среднее, лишь изредка - великое.
Главное влечет всех заодно:
Кто желает женщин с вожделением,
Кто лелеет водку, кто вино,
Ходим все под Главным управлением.
Кто в карьеру по уши вошел
И назад не в силах возвратиться,
Кто взойти стремится на престол,
Кто-то хочет покорить столицу.
Важен поиск своего пути,
Каждый ждет, когда мечта исполнится,
Но главней всего- себя найти,
Остальное, думаю, приложится».
Удивительное дело: оказывается, стоит только очень постараться – и ты сможешь написать стихотворение аж в целых двадцать строк, умудрившись, при этом, не сказать жаждущему свежих мыслей читателю, ровным счетом, ничего. Ей Богу, не понимаю, зачем было нужно так долго толочь воду в ступе, чтобы, в результате, назидательно преподнести ему (читателю), как некое откровение, банальнейший постулат. И что особенно огорчает – вся эта растолченная вода выражена такими корявыми (как стилистически, так и логически) речевыми оборотами, что, порой, просто диву даешься: как же можно было вообще вывернуть этакое? Предлагаю вам, уважаемые Дамы и Господа, перечитать сей опус еще раз, дабы в этом убедиться. Ну, а я, чтобы, в какой то степени, поправить настроение, достану с полки томик Левитанского и, с удовольствием, перечитаю его замечательное «Каждый выбирает для себя…».
12 Три ордена Славы
Очень грустно. Я прекрасно понимаю, что это написано из самых лучших побуждений – память о героях Великой войны священна!.. но беда в том, что я читаю стихотворение, и у меня, совершенно непроизвольно, возникает масса вопросов к автору.
«Я встретил его на параде
В две тысячи третьем году
Он шёл своей памяти ради
Со знаменем в первом ряду!..»
Скажите мне, уважаемый автор, каким образом Ваш герой мог идти «со знаменем в первом ряду», если, начиная с 2002 года, ветераны Великой Отечественной не принимали участия в торжественном шествии? Да, в 2003 году, действительно, ВПЕРВЫЕ были вынесены на площадь 22 знамени частей, принимавших участие в боях (в 2002 выносили только штандарты фронтов), но сделали это нынешние военнослужащие знаменной роты.
«…И не по веленью устава
И не в ожиданье наград
Гвардейской дивизии слава –
Шёл старый советский солдат!
Как годы звенели медали,
Под знаменем в твёрдой руке
Три Ордена Славы сияли
На старом его пиджаке!..»
Складывается впечатление, что герой войны, обиженный на решение правительства, принятое исключительно из заботы о здоровье ветеранов, «ради своей памяти» вышел, в своем «старом пиджаке», со знаменем в руках, с трибуны, и, по собственной инициативе, пристроился к шествию. Но, в таком случае, откуда, интересно, он взял знамя?
«…Он – сын позабытой державы
Он раны едва залечил
И три этих Ордена Славы
Ему ещё Сталин вручил!
За то, что он стискивал зубы,
Когда брал врага на таран
С красивой фамилией Дубов
И именем русским - Иван!..»
Ну, ладно, я допускаю, что вручающий ему лично солдатские ордена Иосиф Виссарионович – это гипербола, но, судя по тому, что Ваш герой «брал врага на таран», он был летчиком, а летчики носили офицерские звания (как минимум – младший лейтенант) и награждались совсем другими орденами. К тому же, из текста следует, что ордена давались не за таран, а за то, что он «стискивал зубы». И совершенно непонятно, кто же носит «красивую фамилию Дубов и русское имя – Иван» – таран, враг или, все же, герой? Ну, надо же согласовывать предложения, уважаемый автор!
«…Он жизни пределы изведал,
Которой едва ль дорожил!
Но в этом году до Победы
Геройский солдат не дожил...»
До какой Победы? Мы, вроде бы, в настоящий момент, не воюем. До праздника? Так и пишите!
«…Теплом извинилась природа,
На памяти солнечный знак –
Тот май сорок пятого года
И приступом взятый Рейхстаг!
Где надписи стёрлись на стенах
Ещё пацана-старшины;
И я преклоняю колено
Герою той страшной войны!..»
Так кто же он – Ваш герой, с совершенно определенно названным именем? Солдат гвардейской дивизии, славный летчик, трижды повторивший подвиг Гастелло, или мальчишка-старшина, расписавшийся на Рейхстаге? Или это, вообще, собирательный образ?
Кстати, «преклонить колено» можно ПЕРЕД героем, но уж никак не ЕМУ. Думаю, он справился бы и без Вашей помощи.
«…И нет уж на свете державы
Похожей собой на гранит!
Но эти три Ордена Славы
Потомкам музей сохранит!»
М-дас!.. Печальное резюме, относительно судьбы «позабытой державы». Но, хотя бы последние строчки вселяют некоторую надежду.
Вы знаете, уважаемый автор, есть одна замечательная русская пословица: «Не зная броду, не суйся в воду!». Нельзя, берясь за столь серьезную тему, писать приблизительно. К тому же, даже самые лучшие побуждения и намерения – это, к сожалению, еще далеко не стихи.
Четыре шедевра, которые исчезли со страниц конкурса.
Скорее всего, авторы удалили их сами. Остались только мои комментарии. Удалять не буду: не пропадать же добру.
24 Выходящий из камня
Ну, вот, хоть убейте меня, уважаемые Дамы и Господа, но как-то не доходит до меня глубокий смысл этой широко и, в то же время, глубоко развернутой авторской метафоры. Недоступен он для моего прагматичного режиссерского разума, привыкшего, читая написанное, представлять себе видеоряд.
«Из глыбы камня, вросшей в мое мясо,
Расслышав зов невидимой трубы,
Я выхожу на землю, опоясан
Препоной изнурительной борьбы…»
Во-первых, я никак не могу понять, что во что вросло. Во-вторых, мне хотелось бы знать, что это за невидимая труба, куда она зовет и по какому поводу. В третьих – ну, никак не могу себе представить, как это можно выйти откуда-то и быть, при этом, «опоясанным препоной изнурительной борьбы». Но, главное – я не в силах понять, о ком же, вообще, идет речь.
«…Я сделался одним могучим нервом,
И, покидая тесно сбитый склеп,
Увижу завтра небо – самым первым –
Я очень долго в сумерках был слеп.
И тем я буду славен, сын природы,
Что, отсекая с болью тлен и прах,
Я из пустой извлек себя породы,
И вынес свое тело на руках».
Кто он – лирический герой всей этой несусветной зауми?.. Кто он – этот заточенный в сумрачный склеп «сын природы»?.. Мертвяк, которого труба зовет на страшный суд? Былинный богатырь, очнувшийся, по зову трубы, от вечного сна и готовый к новым подвигам? А может, это сам внезапно прозревший автор, находившийся, до определенного момента, вместе с другими заживо похороненными, во мраке социалистического склепа и сумевший, «сделавшись одним могучим нервом», первым вырваться в мир из оков «пустой породы»? В любом случае, непонятно, почему он увидит небо только завтра, и чей «прах и тлен», с болью, отсекает он от себя, точнее – от своего «мяса».
Большинству сетевых авторов почему-то кажется, что чем больше понапихают они в свои рифмованные строки заумных помпезных словосочетаний, тем весомее, значительней и поэтичней эти строки станут. («…И тем я буду славен, сын природы…». Ну, право же, – чем не Пушкин? Помните: «…И славен буду я, доколь в подлунном мире…»?). В этом их (авторов) беда. И проблема тут, видимо, либо в недостаточно хорошем знании и понимании родного языка, либо в полном неумении им пользоваться для внятного изложения своих мыслей
23 Стихотворение отца, написанное моей рукой
И здесь та же беда. Неумение внятно, связно и логически последовательно излагать свои мысли. Или, если быть более точным – в данном случае – мысли умершего отца: ведь, судя по названию, именно отец «с края облаков» надиктовывал «непрозревшему» живому автору свои откровения, выполняя возложенную на умерших непростую задачу – помогать живым.
Не знаю, чья уж тут вина: толи отец говорил сумбурно и невнятно, толи сын его плохо слушал, – но я так и не понял, в чем, собственно, состояла и состоит эта самая помощь, и какие новые, неизвестные прежде истины открыл «прозревший» отец своему сыну.
Цитировать опус полностью не стану – полагаю, читатель уже устал – отмечу только парочку особенно восхитивших меня перлов:
«…Смерть за каждым придёт и замрёт у виска…»,
а также –
«…Как и всем, суждено мне метаться по снам –
Душ родных переулкам кривым…».
14 Во имя будущего жить и умирать…
Совершенно очаровательный способ аргументации. Тут тебе и «человеческая рать, рвущаясяся к Великим Целям, ПОЛОЖАСЬ на чье-то слово», и «безропотные рабы, бредущие на заклание», и «дураки», слепо верящие оракулу, и страницы истории, залитые кровью…
«О чем это он?», – думаю я… дочитываю до конца и, с удивлением понимаю, что речь-то, оказывается, идет об Армии.
«Солдат в ответе за того, кем он ведомый», – резюмирует автор, подводя черту под перечислением ужасающих последствий слепой веры вождям. Дескать, думайте, господа солдаты, прежде чем выполнять приказ командира.
Это куда же Вы зовете Армию, батенька? К анархии? Так это мы уже проходили. В самом начале двадцатого века. К чему это, в результате, привело – все мы прекрасно знаем.
09 Приоритеты
– «Други мои»! Не нужно рефлексировать! Не нужно заниматься самонаблюдением, самокопанием и самопознанием! Ни к чему хорошему это не приведет. Все мы под Богом ходим, и ничто от нас не зависит, поскольку мы – всего лишь убогие дети матушки-природы. А посему – нужно жить тихо и спокойно, полагаться более на удачу, чем на знания, светло и радостно принимая жизнь такой, какая она есть. Только тогда и грозы, и несбыточные надежды обойдут нас сторной, – настойчиво убеждает нас автор, и, абсолютно убежденный в правоте своей позиции, пытается доказать нам свою точку зрения на личном примере.
Уважаемый автор! Если это действительно Ваше жизненное кредо, а не литературное допущение – мне искренне Вас жаль. Потому что только рефлексирующий человек способен на творчество, и именно такие люди мне интересны.
Впрочем, во всем вашем опусе есть определенное лукавство: Вы пишете, что «мешанина суффиксов-флексий» (для тех, кто не знает: флексии – это окончания слов), т.е. слова не значат ровным счетом, ничего, но сами, в то же время, пишете стихи и даже отсылаете их на конкурс.
04 ХОВАНЩИНА (или Кризис Среднего Возраста)
* * *
Не читай мне, матушка
Древний Домострой
Всё равно я, матушка
Не вернусь домой
Я на Волгу-матушку
К Ней, на бережок
Там мы с Нею рядышком
Ляжем под стожок
Расскажу Ей, матушка
Как Её искал,
Как Любви солдатушко
На посту стоял
И Её лишь, матушка
Я всё время ждал…
Ты ж не пустишь, матушка,
Нас на сеновал
Что нам делать, матушка –
Поздно нам уже
Жизнь проходит, матушка
Мимо в парандже
Что Любовь мне, матушка?
Ты… да вот Она
С Ней друг друга, матушка,
Вылижем до дна
Ты нас строго, матушка
Утром не кори
И калитку, матушка,
На ночь не запри
* * *
Я вернусь к ним, матушка,
Хоть Её люблю,
Сорванной заплатушкой
В старую семью
02 марта 2008
Прочел и подумал, а причем тут, собственно, «Хованщина»? Если автор имел в виду московскую смуту 1682 года, то никаких признаков оной в тексте нет; если же предложенный текст представляет собой попытку написать краткий синопсис либретто одноименной оперы М. Мусоргского, то и тут, пардон, нестыковочка – никакого отношения к сюжету оперы вся эта любовно-морковная «клюква», неуклюже стилизованная под старину и народность, не имеет. Если говорить о технике стихосложения, то, мне думается, чтобы зарифмовать «матушка – матушка», «матушка – заплатушка», не нужно иметь ума палатушку. И что особенно радует – так это сугубо русская «жизнь под ПАРАНДЖОЙ» на бережках Волги-матушки, ну, и, разумеется, весьма эротическое (если даже не порнографическое) «вылизывание друг друга до дна». Думаю, Тинто Брасс ухватился бы и за паранджу, и за вылизывание, и, вообще, за весь этот сюжет и руками, и ногами, и всем остальным.
А вот, что касается финала – то он наш! Российско-патриотический. Ведь у нас, как-никак, нынче не простой год, а «Год семьи».
29 К Светонию
Сказано – миг всего удачи. Всяк его и ловил.
Так что стесняться, пожалуй, нечего – все в грязи и пыли.
Делали, что хотели. Даже более, чем могли.
Видел ли ты такое, Гай Светоний Транквилл?
Я ведь и сам порой пытался взять и поджечь Москву.
И дозвониться в твои Мытищи: «Не стало ль тебе теплей?!»
Славы уж и не чаял, хоть худую пусть, но молву,
Как-нибудь и снискал бы, но зачем она ей?
Так что, прощай, перо! Прощайте, плащ, и кинжал, и меч!
Я удаляюсь в свою провинцию. Жгу свои корабли.
Мне это все настолько осто....., веришь ли?
И времена, и нравы…. Не об этом и речь.
Странно… Чего не скажешь, выйдет – все одно о тебе.
Без сожаления и раскаянья… Начал - не перестать!
Можно, конечно, к трубе приникнув, сбацать и на трубе…
Но предпочту и дальше эти губы предпочитать.
Ах, где она – моя давно ушедшая молодость?!.. Боже!.. каких только «подвигов» мы, в то счастливое время, не совершали!..
Обидно. Мне многое импонирует в этом стихотворении: и драматургический ход, и авторская ирония, вкупе с самоиронией, и гиперболы, и сознательная тавтология в последней строке… Право же, «предпочту предпочитать» – это забавно и симпатично.
Но… страшное дело – автор запутался, как в трех соснах, в личных местоимениях. А может быть, из хулиганских побуждений, сделал это сознательно, чтобы напрочь запутать читателя.
Судя по названию, все авторские «ты», «тебе», «о тебе» должны бы быть, по идее, обращены к Гаю Светонию, но… возникает Она – та, ради чьего внимания и совершались все «невообразимые подвиги», перед которыми меркнут деяния Нерона и прочих одиннадцати цезарей. И начинается путаница. И невольно возникают вопросы: а кто же живет в Мытищах – Светоний или Она?.. о ком постоянно, помимо своей воли, говорит автор – о Светонии или о Ней?.. и, наконец, чьи губы автор «предпочитает предпочитать» – Светония или ЕЁ?
Нет, я, конечно, могу предположить, что в Мытищах живет какая-нибудь учащаяся на истфаке Света или Тоня, и имя Светоний – это ласковое обращение к ней. Впрочем, могу предположить и другое – несколько голубоватого оттенка (что было совсем не редкостью в Древнем Риме). Хочется верить, что автор, все же, просто элементарно не доработал стихотворение, которое, в результате, могло бы быть очень даже любопытным.
28 Коротко о главном
Стихотворения нет, осталась только моя пародия:
«Лишь в сексе смысл я нахожу!», –
Полкану молвила Жужу.
Полкан, поняв, что нужно ей,
На помощь пригласил друзей…
Ну, а мораль?.. Она «убойна»:
Рожать шестнадцать – очень больно!
(С. А. Крыхалков).
Ну, вот, на этой веселой ноте я, пожалуй, на сегодня и закончу.
Продолжение следует.
Обзор конкурса «О главном» на www.svetkidoma.net (продолжение)
25 Они не поняли друг друга…
Они не поняли друг друга…
Молчанье оглушало, слух немел,
Язык грешил тем, что сказать посмел,
А взгляд пугал – был страшен…был напуган…
Глаза в глаза: как в зеркале кривом
В слезах, любовь на ненависть похожа,
Невольница обид – гордыня не предложит…
И станет друг нечаянно врагом…
И вот единственная правда:
Они не воины, а жертвы той войны.
Любовь разгромлена, сердца разлучены,
А время – на двоих одна награда –
Расколото, потеряно – умрет
И в памяти останется утратой.
Гордыня – клетка для любви крылатой…
Прощенье эту клетку отопрет.
Мне думается, о литературно-художественных «достоинствах» этой работы сказано уже достаточно много уважаемым Виктором.
Не хочу повторяться и… дабы не усугублять… не стану добавлять к его комментарию, ровным счетом, ничего.
Есенинское, почему-то, вспомнилось:
«…Лицом к лицу
Лица не увидать…».
13 Закрыты шторы и погашен свет…
Закрыты шторы и погашен свет
И напрочь все отброшены сомнения
Нет больше слов, и чувства тоже нет.
Осталось только чудо откровенья.
Наш мир плывет в содружестве планет
Не прерывая времени течения…
Лишь в миг рожденья и когда отпет
Не знает человек души смятенья.
В свой краткий век бессмертная душа
Пестует сонм божественных творений
Свой суд порой неправедный верша
И утопает в множестве сомнений.
Её несет к бескрайним берегам
И райским кущам во цвету весеннем,
Или безданным адским очагам
И совести безгрешной угрызеньям.
И все же настает всегда момент
Когда устав от жизненных свершений
Задернув шторы, мы погасим свет,
Оставив место лишь для откровений.
Слова… слова… слова… за которыми, в сущности, увы, нет ничего. Никаких «откровений».
Продолжение следует.
Обзор конкурса «О главном» на www.svetkidoma.net (продолжение 2)
31 Посвящение
«Мой недочитанный «апокриф»
Из самых дорогих святынь
С улыбкой в бесконечность смотрит
С гранита траурной плиты»…
Путь заказан обратно -
Духом свят иль убийца…
За тебя многократно
Не устану молиться.
Я теперь твоё тело,
Что, как память - нетленно,
И душою болело
В равнодушной Вселенной…
Сердце, атомы, гены,
Нервы слуха и зренья,
Мир твой нощный и денный
На года и мгновенье…
Звонким смехом и плачем,
Разорвавшимся в бездне,
Мыслью, страстной, горячей
И слезой бесполезной,
Рваным пульсом в повздошье,
Малой клеточкой, порой,
Будешь жить, мой хороший
Каждым вздохом и взором,
Каждой строчкой, как былью,
И стихами в инете…
Чтоб тебя не забыли
Здесь, на этой планете…
Еще раз перечитал стихотворение, вызвавшее такой бурный восторг половины моих коллег-критиков, и, в очередной раз, убедился в правильности своего первого впечатления. А оно, увы, самое противоположное.
«Мой недочитанный «апокриф»
Из самых дорогих святынь
С улыбкой в бесконечность смотрит
С гранита траурной плиты»…
К глубокому моему стыду, я не знаю, кому принадлежат строки, взятые автором в качестве эпиграфа. Попробовал, было, поискать по цитате в Интернете, но ни один из поисковиков результата не дал, и авторство эпиграфа так и осталось для меня загадкой. Вполне возможно, это написал любимый человек, ушедший в мир иной, откуда нет возврата ни «убийцам», ни людям «духом святым». Может – кто-то другой. Не в этом суть. Главное – соответствует ли эпиграф содержательной части стихотворения, посвященного этому любимому, за которого автор «многократно не устанет молиться». И мне очень хочется понять, кто же он – этот человек?.. каким он был?.. что же в нем было такого замечательного, что автор решает взвалить на себя тяжелейшую ношу – стать телом, оболочкой его духа, его продолжением в нашем мире? Увы. Информации – ноль.
Все, что о нем сказано – это…
«…Я теперь твоё тело,
Что, как память - нетленно,
И душою болело
В равнодушной Вселенной…»
Вдумайтесь, уважаемые Дамы и Господа, в смысл этих строк. Попытайтесь найти в этом построении логику. У меня, честно говоря, это не получается. «Тело, болеющее душой» – это что-то невообразимо абсурдное. Не человек, а именно ТЕЛО. Да, к тому же, это ТЕЛО еще и «нетленно, как память». И душой оно (тело) болеет «в равнодушной Вселенной». Бред! Все это четверостишие написано настолько стилистически и смыслово безграмотно, настолько не по-русски, что дальше ехать некуда! Но, тем не менее, поедем, потому что нужно же разобраться в продолжении, в котором автор говорит, что она теперь не только его тело, но и…
«…Сердце, атомы, гены,
Нервы слуха и зренья,
Мир твой нощный и денный
На года и мгновенье…», – этот ряд можно было бы продолжать до бесконечности (я теперь – твои сны, я – твоя боль, я – твои мечты… и так далее), потому что никакой содержательной, информационной нагрузки он не несет, но автор прерывает его, потому что нужно переходить к главному – к тому, что она, став его телом, сделает для того, чтобы любимый не был забыт. Она будет писать о нем стихи! Замечательные, искренние стихи, которые будут наполнены…
«…Звонким смехом и плачем,
Разорвавшимся в бездне,
Мыслью, страстной, горячей
И слезой бесполезной,
Рваным пульсом в повздошье,
Малой клеточкой, порой,
Будешь жить, мой хороший
Каждым вздохом и взором,
Каждой строчкой, как былью,
И стихами в инете…
Чтоб тебя не забыли
Здесь – на этой планете».
А теперь скажите мне, уважаемые дамы и господа, о ком же написано это стихотворение? О любимом человеке? Да ничего подобного! – о себе любимой. И все это «Посвящение», в сущности, – публичная демонстрация своих эмоций, потому что, кроме эмоций, в нем нет, ровным счетом, ни-че-го. Я не говорю, что автор это сделал сознательно. Нет, ни в коем случае. Все это, безусловно, искренне. Просто это стихотворение – ярчайший пример той самой иррациональной женской поэзии, в адрес которой Анна Андреевна Ахматова однажды употребила очень едкий эпитет: «захлебывающееся многословие» – эпитет, прочно утвердившийся, с ее легкой руки, в литературной критике.
PS. Я никому не навязываю своего мнения. И те, кому нравится эмоциональная бессодержательная поэзия, пусть читают и получают от нее удовольствие. На здоровье!
06 Последняя осень
Я принимаю осень, где грезит лес,
где листья в обёртке влажной, как письмена.
Наверное, лучше позже, чем вечно здесь,
наверное, это важно, что жизнь одна.
Я возвращаюсь в осень, похожую на бред, -
в ней голос грядущих почек уже звенит,
туда, где печалью острой пронизан свет,
где лёгких шагов почерк трава хранит.
Я превращаюсь в осень – в последний сон
о вечности, что, наверно, одна на круг,
в похожую так на остров, со всех сторон
открытый прикосновеньям чужих рук.
Я ухожу в осень, где прячется дней тишь,
где в мякоти ягод мокрых последний мёд.
Она лишь одна не спросит, зачем спешишь,
она лишь в глаза посмотрит, и всё поймёт.
Ну, в отношении этой работы очень кратко и очень точно высказался уважаемый(ая) г-н(г-жа?) Мухомор, к которым(ой?) я полностью согласен. Обидно, что автор, способный выражать свои ощущения замечательными метафорами, не смог собрать их во что-то осмысленное. Еще один пример иррациональной женской поэзии, только уже в другой ее ипостаси.
PS. В очередной раз ошибся: стихи, оказывается, писал мужчина. Вот оно – доказательство того, что женщины могут быть поэтами, а мужчины – поэтессами.
03 ЧАЕПИТИЕ
" Двадцать второго июня
ровно в четыре утра
Киев бомбили, нам объявили,
что началася война..."
Синяя скатерть с желтой каймою -
пальцем узор обведу.
К чаю вечернему мама с сестрою
стол накрывают в саду.
Мято-малиново пахнет от блюдца,
дую, сгоняя осу…
Сушки одна за другой окунутся
в мед. Положу колбасу
между кусочками свежего хлеба,
чаем остывшим запью...
Сладости - вкусности справа и слева,
я, как всегда, разобью
что-нибудь, может, любимую чашку -
плач перебьет голоса!
...День этот станет навеки вчерашним
ровно в четыре часа.
Вальс оживет на затертой пластинке
под патефонной иглой.
Мне не хватает всего половинки,
чтобы сказали " большой ".
Вечер сверчковый долго-тянучий,
я успеваю устать,
и со словами : " Спишь уже, внучек..."
бабушка стелет кровать.
Рядом пригрелся резиновый слон -
боязно спать одному!
...Всех, кто сегодня сидел за столом,
я потеряю в войну...
Ну, а пока я, уже засыпающий,
в мире наивных утрат.
...Но проклянут тебя, день наступающий,
ровно в четыре утра.
Извините меня, уважаемые Дамы и Господа, бурно обсуждающие "проблемы сыроварения", но мне хочется напомнить вам очень старый английский анекдот, в котором три джентльмена стоят над ручьем. «Мне кажется, джентльмены, – говорит один, – здесь водится форель». «А по-моему, джентльмены – говорит другой, примерно через полчаса, – форель здесь не водится». Еще через полчаса вступает третий: «Джентльмены! Давайте прекратим наш горячий спор о форели!». Я это к тому, что, пожалуй, пора бы уже и прекратить «наш горячий спор о пармезане». В конце-концов, остроумные взрослые могли называть пармезаном и плавленый сырок «Новый», а ребенку просто врезалось в память это красивое, непонятное, таинственное слово. Опять же, не это главное. Я думаю, стоит поговорить о том, в чем же, на самом деле, слабость этого стихотворения.
Вы уж меня извините, но я опять буду рассматривать стихи со своей, режиссерской колокольни – с позиции драматургии.
В стихотворении существуют два главных персонажа, Я не говорю о бабушке, папе, маме и других домочадцах, весело и шумно проводящих этот вечер, с чаепитием и танцами под патефон. Я говорю о лирическом герое, существующем одновременно в двух ипостасях – о ребенке, для которого этот вечер – НАСТОЯЩЕЕ, и о человеке моего возраста, точнее - совсем ненамного старше меня, для которого это уже – давнее ПРОШЛОЕ, но прошлое, врезавшееся в память на всю жизнь. Так (и многие в это верят) на сетчатке глаза умершего отпечатывается фотография того, что он видел в последний момент своей жизни. И между этими двумя персонажами, как и в любой пьесе, как и в каждый момент нашей жизни, обязательно существует конфликт. Разумеется, он не осознан, но он существует. Конфликт между ежедневным радостным восприятием жизни ребенком, не знающим будущего, и горьким знанием прошлого взрослым, даже старым человеком. Вот этого конфликта, этой полярности в восприятии мира, этого раздвоения ЛГ мне в стихотворении и не хватает. Текст и того, и другого подан нам автором во времени будущем: «Я сделаю то… я сделаю это…» и «Завтра произойдет то – самое страшное событие…», – конфликт сглаживается, и передо мной уже не двое, а один человек, занятый горькими воспоминаниями, перемежаемыми не менее горькими резонерскими репликами.
Я не пытаюсь что-либо советовать автору, но, мне думается, если он захочет – он сможет из этого, на мой взгляд, еще весьма «сыроватого» стихотворения сделать подлинный шедевр.
22 Весеннее
Из тайной заводи небес
Глядят бездонные глаза
В них зелень трав и бирюза
И благодатная слеза
Прольётся на иззябший лес
Чтоб встрепенулся и воскрес
Ручьём звенящим пробежал
И сотней крыльев, лапок, жал
Осанну солнцу распевал
Весенний, неуёмный бес
Ну, что ж… и долгожданный приход весны, с ее бесовскими соблазнами, может в определенный жизненный момент, стать главным. Мило, изящно... – не более того.
Мне вот что хочется спросить (и я говорю об этом не в первый раз): в чем причина этой непонятной для меня моды – не ставить в конце строк знаки препинания? Так оно что –красивее смотрится? Или это просто такой сетевой выпендреж, вроде «падонской» лексики? Создается впечатление, что так удобнее для тех, кто не слишком силен в синтаксисе и пунктуации. Кстати, если уж быть последовательным, то, может быть, имело смысл убрать из текста и те три запятые в восьмой и десятой строчках, которые разделяют однородные члены предложения? :-)
02 АДЕПТ
Под луною блестит мелководный лиман,
Камышовые кошки живут в камышах.
Далеко на востоке есть скрытый Имам.
Не к нему ли гонцов посылал шахиншах?
Год бродили гонцы по пустыне ничьей,
Бесполезно топтали пески, солончак.
Был разгневан правитель: «Позвать палачей!»
И сверкнула секира в руках палача.
По зеленой траве – шелковистым коврам,
Разгоняя лисиц, перепелок и дроф,
На далекий восток уходил караван,
Тяготясь от избытка богатых даров.
Только где караван? Затерялся в степи,
Гложут кости и воды, и ветр, и зверье.
На священную землю никто не ступил.
Истлевает их плоть под степною звездой.
…Трон шатался. Монарший тускнел ореол.
Государства казна что бродяги сума.
И однажды с востока посланник прибрел.
«Кто направил тебя?» Отвечает: «Имам».
В грубую власяницу пришелец одет,
Седина под чалмою и посох в руке.
Среди многих адептов достойный адепт,
Проповедник и странник, мудрец и аскет.
Лил за окнами дождь, грохотала гроза,
Люди, звери и птицы внимали громам.
Поклонился пришелец и громко сказал:
- Я скажу тебе речь, как велел мне Имам.
Мы – адепты, мы – уши, глаза и уста.
Все, что ведаем мы, знает наш господин.
Наша вера прочна как дамасская сталь,
И пред нею бессилен любой исполин.
Весть Имама быстрее, чем птичий полет,
Его мысли в божественной выси парят.
Он рукою взмахнет – и престол упадет,
Стукнет посохом об пол – и нету царя.
Нас, премудрых, связует единый обет…
Но внезапно прервал эту речь шахиншах:
- Посоветуй, что делать, достойный адепт,
Подскажи мне, как судьбы державы решать,
Чтоб боялись меня ближних стран короли?
Как прогнать восвояси чужую орду?
Как мятежных рабов заковать в кандалы,
Чтобы вновь добывали златую руду?
Ты поведай мне, гость, как наполнить казну?
Как мне сделать счастливыми подданных всех?
Справедливо ли милую, смертью казню?
Как избавиться от лжеучений и сект?
За вопросом вопрос - изобилия рог.
И владыки слова дребезжали в ушах.
Вот правитель умолк… И ответил пророк:
- Я едва ли тебе помогу, шахиншах.
Я – златые уста и всевидящий глаз.
Ты – империи столп и карающий меч.
Только есть над тобою незримая власть.
Ты напрасно прервал мою долгую речь.
Мы, адепты, на разных речем языках
И по-разному молимся разным богам.
Нашей веры исток не иссох, не зачах,
Наше общее дело возглавил Имам.
На закате, где берег соленой реки,
Утопают в туманах Байонна и Брест,
Наши братья готовят свои мастерки,
Славят чашу, и посох, и розу, и крест.
Далеко на восходе, где лотос цветет,
И в бамбуковых зарослях прячется тигр,
Желтолицый старик ожерелья плетет
Иероглифов-слов. Златом слово блестит.
Древний Север, где в избах красавцы-коты
Безмятежные, дремлют под сенью икон,
Где густые чащобы укрыли скиты,
Там отшельники чтят вековечный закон.
Здесь, на юге, где правит суровый ислам,
Затушив Заратуштры святые огни,
Своих верных адептов поставил Имам,
Каждый слово заветное свято хранит…
Недослушав, опять шахиншах перебил,
Прокричал как в экстазе, в гашишном бреду:
- Я войска призову и пойду впереди,
Во владенья Имама войска поведу.
Вот в парчовые ткани правитель одет,
Сабля в ножнах, арабский скакун под седлом.
И как жалкий заложник посланец-адепт.
Стерегут его стражники ночью и днем.
Неусыпно охрана за старцем следи.
Коли пленник сбежит, значит – с плеч голова.
И шагают войска мимо горной гряды,
По угрюмой степи, где погиб караван.
Стены зубчатых гор отражались в воде,
И встречались на серых камнях письмена.
Неизвестному богу молился адепт,
Непонятным знаменьем главу осенял.
В полнолуние звери из темных берлог
Зарычат и завоют, встречая луну.
Что потом приключилось, то ведает Бог.
Нет известий о войске шестую весну.
Может, враг, многочисленнее саранчи,
Налетел – кто убиты, а кто пленены.
Полумесяцы сабель сверкали в ночи,
И плясали на них блики полной луны.
Может быть, грызуны, вылезая из нор,
По степям разносили злодейку чуму.
Шахиншахово войско чудовищный мор
Истребил за три дня. Горевать ни к чему…
Есть наместник Господень на грешной земле,
И всемирным царем он людьми наречен.
… Спит в траве леопард, от жары разомлев,
Ледниковый ручей вниз по склону течет.
В небе рыжее солнце, всевидящий глаз,
Шелестят тростники у хрустальной воды.
И беззвучно хохочет незримая власть
Над останками бренными бывших владык.
Что ты держишь, о дервиш, в иссохшей руке,
Что за перстень старинный и знаки на нем?
- Этот символ вручил мне мудрец и аскет,
Рассказавший легенду о царстве Ином.
Пытаюсь понять, в чем же Главном хочет убедить меня автор, рассказывая эту легенду.
В том, что Бог един для всех, независимо от религии, и воля Его превыше всего? Но почему, в таком случае, он вложил эту мысль в уста именно адепта Скрытого Имама, а не кого-то другого?
Несколько лет назад, работая над пьесой о Хайяме, мне пришлось столкнуться с этим историческим периодом.
Насколько я помню, Скрытый Имам – это двенадцатый имам из рода Али, приходившегося Пророку Мухаммеду двоюродным братом и, в то же время, бывшего мужем его дочери. Шииты, в свое время, провозгласили Али пророком и двенадцать имамов из его рода правили шиитами вплоть до IX века, когда этот самый двенадцатый имам взял, да и исчез, став «скрытым». И с тех пор руководит он шиитами из «сокрытия». А имамы, которые правят шиитами до сих пор, являются кем-то вроде местоблюстителей. Ибо, утверждают приверженцы имамата, придет время, и Скрытый Имам вернется в качестве Махди, т.е. мессии, установит мировую справедливость, вслед за ним придет Иса, а там уже, так сказать, и до Страшного Суда недалеко.
Короче, Скрытый Имам, по шиитскому учению – это наместник бога на земле, и его решения – это Божия воля, а потому они не обсуждаются. (Уже в наше время, кстати, была попытка объявить «скрытым» двенадцатым имамом Хомейни, но она не увенчалась успехом).
А в ХI, если не ошибаюсь, веке под знаменем «Скрытого Имама» было поднято восстание против Сельджукидов, во главе которого стоял знаменитый Хасан Саббах – создатель и руководитель секты ассасинов – первых террористов-смертников ислама, чье имя свято и почитаемо до сих пор и у смертников сегодняшних. И даже было образовано целое нелегитимное ассасинское государство, просуществовавшее до самого нашествия монголов, разрушивших крепости, построенные ассасинами. Хасану Саббаху приписывают и убийство великого визиря Низам аль Мулька – друга и покровителя Омара Хайяма, и смерть самого тогдашнего правителя Мелик-шаха. Хасан Саббах правил в своей вотчине именем Скрытого Имама, слово его было законом, и многочисленные тайные шпионы, убийцы, отравители колодцев и прочие ассасины-террористы действительно шныряли по всей территории мусульманского мира.
Так что бОльшая половина этой стихотворной легенды у меня не вызывает никаких возражений, но вот та ее часть… где автор устами имамовского адепта заявляет, что и египетские жрецы, конфликтующие с фараонами, и российские раскольники, и западные масоны, и адепты Имама – братья, что все эти носители Божией воли просто разговаривают на разных языках и молятся разным богам – это, извините меня, «клюква». Поскольку смысл главного постулата адептов Имама, примерно, таков: «Цель религии – единственно правильный путь к познанию Бога. Познание Бога разумом и размышлением невозможно. Познание возможно только личным поучением имама». Поэтому всё человечество, не признающее имама глубоко заблуждается. Ни христиане, ни иудеи не спасутся, ибо им не ведомо слово пророка. Никакие другие мусульмане, кроме последователей Хасана ибн Саббаха не спасутся, ибо тщетно пытаются постичь слово пророка разумом. Кроме того, все человечество делится на «людей и недочеловеков». Тюрки, учил Хасан, «не из детей Адамовых происходят, а некоторые называют их джиннами»… Короче говоря, ассасины – это радикальная тоталитарная исламская секта, требующая слепого подчинения вождю. За подчинение – рай. Всем остальным – ад. Тюрки – нелюди. Христиане и евреи – нелюди. Сунниты и даже обыкновенные шииты – почти нелюди.
«…Есть наместник Господень на грешной земле,
И всемирным царем он людьми наречен…», – говорит мне автор, и мне хочется задать ему вопрос: «Уважаемый автор! Может, эта ваша идея о братстве всех религий под знаменем имамата – просто хитрая уловка, для того, чтобы обратить всех жителей этого сайта в ислам? :-)
Имейте в виду: я лично, ни за что не поддамся. :-))
Кстати, еще несколько вопросов: «Какому, все же, неизвестному богу молился адепт? Каким-таким непонятным знаменьем осенял он главу? Что это за перстень с тайными знаками держит дервиш в иссохшей руке? Уж не Соломонов ли, часом? Или, может, это Чингиз-ханов перстень бога войны Сульдэ? Ну, и, наконец, о каком-таком Царстве Ином рассказал ему мудрец и аскет? Ведь у всех, практически, народов так называется «тот свет» или «царство мертвых».
Короче говоря, у меня от этой конкурсной работы ощущение окрошки. Правда, достаточно хорошо написанной окрошки
Продолжение следует.
Обзор конкурса «О главном» на www.svetkidoma.net (продолжение 3)
Ну, вот… с жесткой (и даже, порой, жестокой) критикой покончено, и можно, наконец, немного расслабиться, потому что, ругая, необходимо свою ругань аргументировать, а гладить по голове (что, с моей точки зрения, вообще не должен делать критик) можно и без всякой аргументации. Хотя, нет… и здесь аргументация нужна, чтобы не так обидно было тем, кого не погладили.
Заглянул, вот, сегодня, из любопытства, на страничку голосования – а там, в одном из постов, очень, знаете ли, любопытная фраза: «…На мой взгляд, среди представленных стихотворений очень много написано не по теме. Присуждать таким произведениям высокие места просто аморально». – Представляете, уважаемые Дамы и Господа? Ни много, ни мало – АМОРАЛЬНО! Слово-то, какое!..
Нет, вполне возможно, автор, написавший эту фразу, просто-напросто хотел обосновать свой выбор, но я-то, как человек мнительный, моментально воспринял ее, как обвинение. И не только в свой адрес, но и в адрес остальных моих коллег-критиков. А потому – с места в карьер – бросаюсь в полемику, хотя это, скорее всего, вовсе и ни к чему.
А кто Вам сказал, уважаемый автор, что Ваш взгляд на тему, а также – на соответствие или не соответствие теми или иными произведениями этой самой теме, настолько правилен, что, основываясь на нем, можно делать подобные обобщающие выводы? С моей, к примеру, точки зрения, любая из присланных на этот конкурс работ целиком и полностью соответствует теме, поскольку приоритеты у человека меняются постоянно, причем, не только с возрастом, но и в связи с теми или иными значительными событиями в его жизни. Сегодня для меня главное – одно, завтра – может быть, уже совсем другое. Сознание главного субъективно и сиюминутно. Или Вы считаете, что о Главном можно писать только в глобальных масштабах, как это сделал Николай Островский, написав свое знаменитое: «…Самое дорогое у человека – это жизнь, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…»?
Представил себе гипотетическую ситуацию: три десятка роденовских «Мыслителей» прислали, в поэтической форме, результаты своих размышлений «о Главном» на этот конкурс, и мне предстоит их оценивать и комментировать… Кошмар!.. Повеситься впору!..
Или, может быть, с Вашей точки зрения, необходимо, чтобы в стихотворении обязательно присутствовало это слово – «ГЛАВНОЕ»? Так таковых на конкурсе всего шесть – и, слава Богу, что не больше!
В порядке эксперимента, я, в течение нескольких дней, спрашивал у своих близких и знакомых, что для них сейчас является главным в жизни. Кто-то отвечал сразу, не задумываясь, кто-то долго взвешивал… но совпадений в ответах, в результате опроса, было процентов 20… не более того.
Примеры приводить не стану. Кому любопытно – легко может этот тест повторить. А вот о себе немного скажу. И по ходу обзора, возможно, добавлю еще что-то, чтобы понятнее были мои симпатии и антипатии – не к авторам (их имен я не знаю), а к тому, что и как ими написано, ну, и, соответственно, – причины, по которым я выставил им те или иные баллы.
Так вот: мне шестьдесят четыре года. Почти вся моя сознательная жизнь, так или иначе, была связана с театром, и когда пришло время из него уходить, уступая свое место молодым – хватким и энергичным, право же, было очень больно. И, хотя за много лет я, кажется, переиграл и переставил все, что только можно, и мог бы на этом успокоиться – я все равно еще пыжусь, еще рвусь куда-то: с кем-то договариваюсь, что-то где-то ставлю…мотаюсь в другие города и даже в другие страны на разовые постановки – не ради заработка, хотя деньги пенсионеру, ох, как нужны – наверное, чтобы доказать, Бог знает, кому, а, скорее всего – самому себе, что я еще что-то могу, что я еще чего-то стою… Главное ли это для меня сейчас? – не знаю. Пожалуй, что нет.
Я никогда не считал себя Поэтом, хотя и довольно регулярно, в свое время, печатался, а иногда и издавался (пара сборников была издана еще в юности, один – уже в зрелом возрасте). Я всегда считал сочинение рифмованных строчек просто своим хобби (моя литературная профессия – драматургия), но вот влез пару лет назад в Интернет, к которому никогда прежде не имел отношения, и теперь, на старости лет, торчу в нем, в промежутках между основной работой, которой загружаю себя сам. Главное ли это для меня сейчас? Разумеется, нет. Есть такая аббревиатура – ИБД, что означает «имитация бурной деятельности». Так вот, по-моему, в Интернете я именно этим и занимаюсь.
Я мог бы спокойно «почивать на лаврах» и быть довольным тем, что, вот, я – член СП, что из восьми моих пьес, четыре были поставлены в разных театрах России, и не только России... Я мог бы, со спокойной совестью, копаться на тещином огороде, ловить рыбу и ходить со своим спаниелем Дюком на охоту, но я, зачем-то, вот уже второй год, пишу свою девятую, хотя прекрасно знаю, что сейчас она вряд ли будет кем-нибудь поставлена, потому что она – не шлягер. Главное ли это для меня? Наверное, нет, но я, тем не менее, зачем-то делаю это.
Думаю ли я о смерти? Разумеется, как и всякий нормальный человек моего возраста. Анализирую ли я свою жизнь, раскладывая по полочкам свои успехи и неудачи? Специально – нет! А когда эти мысли приходят в голову, я гоню их, потому что, несмотря на все свои болячки, убежден (или пытаюсь убедить себя) в том, что подводить итоги мне еще рано.
Так что же для меня сейчас главное? Этого я не знаю. Скорее всего – острейшая необходимость в общении (не с теми, с кем я сталкиваюсь ежедневно) – в общении с друзьями, которые далеко, и которые уходят, один за другим… в общении с сыном, живущим в моем родном Петербурге, куда я уже третий год не могу вырваться, а сын никак не может выбрать время, чтобы, хотя бы один раз, приехать ко мне … даже в общении с весьма нелюбимой тещей, к которой мы, по установленной супругой традиции, ездим каждое лето. У тещи рассеянный склероз, и я, вдруг, поймал себя на том, что ощущаю постоянное беспокойство о ее здоровье…
Вы меня извините, уважаемые Дамы и Господа, за это неимоверно длинное лирическое отступление… за этот виртуальный стриптиз… – как любого старика, меня хлебом не корми – дай поговорить… Слава Богу, еще способен в0время остановиться.
Понимаю: давно уже пора начать говорить по сути. Поэтому – для начала – три стихотворения, между которыми я разделил свои «авторские» шесть баллов, как приз моих читательских симпатий, потому что в каждом из героев этих стихов я, в какой-то мере, узнаю себя.
08 Из прошлой жизни вещи находить…
* * *
Из прошлой жизни вещи находить,
сопоставляя ценностей значенья,
по комнатам бродить, молчать, курить,
смотреть, как жизнь замедлила теченье,
как вечер зажигает фонари,
на улицах фонарщиком усталым,
а там и ночь… и все, что мне осталось –
встречать ее и тешить до зари.
Окно – уже не зеркало – окно –
исчезла комната, светильник, все детали,
что ночь хранила. В утренней опале
сад проявляется. И все предрешено –
сейчас проснется город, задрожит
галактика под натиском прохожих.
Я все, что прожито к финалу подъитожу,
и вспомню тех, кто мне всего дороже,
и осознаю смысл слова Жизнь.
С первого же прочтения этих стихов, возникло отчетливое и устойчивое ощущение, что с этим человеком (ЛГ) я знаком. Причем, знаком уже довольно давно. Не менее полутора лет. Мне кажется, я помню… я узнаЮ его. Он – поэт. Он работает по ночам, когда стекла его окна, превращаясь, при свете настольной лампы, в зеркало, отражают и лампу, и стол, и комнату, и его, сидящего за этим столом. Бегут за днями дни, за неделями недели, бегут года… одно столетие сменяет другое… миллениум сменяет миллениум… – но, каждую ночь, он – за столом. Мне симпатичен этот человек. Я не знаю, что он пишет, но понимаю, что в его жизни произошло что-то очень серьезное и больное, поделившее жизнь на настоящую и прошлую. И в настоящей – все предрешено (течение жизни постоянно и неизменно), а что касается прошлого… – анализ и итог будет в финале. Причем, как мне кажется, – в общем финале: финале произведения и финале жизни. Потому что он… пишет!
PS. Настоятельно порекомендовал бы обратить внимание ни некоторые, с моей точки зрения, неточности с пунктуацией:
запятую в конце пятой строки необходимо перенести в шестую, поставив ее между «на улицах» и «фонарщиком», иначе теряется смысл; четвертая снизу строка так и просит, в своем конце, многоточия; после « все, что прожито», запятая просто необходима. Подумайте, уважаемый автор.
26 Не готов
О том, что только предстоит, о главном
я думаю, но знаю – не готов,
не подобрал я подходящих слов.
Несёт течением по жизни плавно,
но лишь – вперёд, движение назад
по времени отсутствует в природе…
Всё чаще мне мерещится, что, вроде,
я слышу, как рокочет перекат,
тот самый, неизбежный, за которым
мне предстоит за всё держать ответ,
но подходящих слов пока что нет.
Не потому ли на меня с укором
глядит мальчонка? До чего похож
он на меня… Какие строил планы,
как многого хотел… Он шепчет: «Рано…
Тебе сдаваться рано… Не итожь…»
Не потому ли медлю я с подбором
тех слов, какими подведу итог,
что оправдать надежд пока не смог
того мальчонки, что глядит с укором?
Ну, собственно говоря, эти стихи – обо мне. Правда, «рокочущий перевал» мне пока еще не мерещится, но приближение его подсознательно ощутимо. А что касается мальчишки – скорее всего, именно его присутствие и не позволяет примкнуть к партии «дворовых доминошников» или компании «дворовых собутыльников».
PS. Ничего не могу с собой поделать: для меня, небрежность в пунктуации – колоссальный минус, затрудняющий восприятие смысла стихов. В данном случае, небрежностей и неточностей так много, что писать об этом для всех – как-то неловко. Если автору хочется – мы можем это обсудить приватно.
11 * * * Приехать рад…
Приехать рад. Не тянет ноша,
Хотя нагружен – как верблюд…
Ведь здесь я становлюсь хорошим,
Здесь всем я мил, приятен, люб.
Роднёй затискан и обласкан,
Усажен во главе стола,
Рассказываю, словно сказку,
О том, как там, в Москве, дела.
Хотя, казалось бы, чего там,
Всё как у всех: работа, дом, -
Житьё расписано по нотам,
Не самым бравурным притом.
Но ведь Москва! И держишь марку,
Припоминаешь, что на днях,
Случайно, проходя по парку,
Вдруг встретил…
Напряглась родня:
– Кого же встретил?
– Не томи же!..
Но я ещё не знаю сам,
Чьё имя назову чуть ниже,
О ком доверчивым ушам
В самозабвенном пересказе
Газетной сплетни изольюсь.
Лишь после, может быть, в проказе
Я перед нею повинюсь.
Родня, – она простит. Я знаю
Её характер. Сколько раз
Таких мне наплетала баек
С прищуром хитроватых глаз,
Что чуть не падал я со стула…
Ах, милая моя родня,
Пускай опять мне сводит скулы
Смешная наша болтовня,
Пускай опять звучит задорно
Дуэт валторны и трубы…
Тут шмыгнуть носом не зазорно
От музыкальной ворожбы.
– Ты как? С тобою всё в порядке?
– Ну да, мне очень хорошо!
Ах, братья, сёстры, тётки, дядьки,
Застолье заполночь пошло.
В стакан опять вино струится:
– Фий сэнэтос! До дна, до дна!
И всё сидится и сидится
Легко, без устали и сна…
Родня моя! Молокиш-Маре,
Ержово, Рыбница мои!
Я вам поклонно благодарен
За прожитые вместе дни.
За жар полуденного солнца,
За свадеб шумную игру,
За воду из глубин колодца,
За куст кизиловый в яру,
За дзардзары в лесопосадке,
За браконьерство с бредешком…
Все эти памяти закладки
Мне душу греют костерком.
И только об одном тоскую,
Вас покидая всякий раз,
Что вновь приехав, не найду я
Кого-то из любимых вас,
Что не зайду к кому-то в гости
При всём желании своём,
Лишь тихо встанем на погосте
С печалью собственной вдвоём.
На холмики с крестами глядя,
Услышу, словно знак судьбы,
Небытию противоядье –
Дуэт валторны и трубы,
Плывущий по-над Приднестровьем,
По склонам виноградных гор, –
Любви понятие простое,
Пожизненный мой приговор.
Родня моя...
Хорошо… Светло, узнаваемо, по-доброму… и – крайне важно!.. потому что Родители, Родня, Родина – все производные от слова РОД – это последнее и единственное, с чем мы, в конце концов, останемся на завершающем этапе жизни. Дай Бог, каждому их иметь!..
И, не суть важно, кто к кому приезжает – житель ли Москвы в провинцию, или совсем наоборот… не важно, приднестровские ли это холмики с крестами, или это ржавые оградки на Волковом кладбище Ленинграда – важна связь между близкими людьми. Она может прерываться… прерываться надолго… но, рано или поздно, наступает момент, когда она просто необходима.
Вот три стихотворения, комментируя которые мне не хочется говорить ни об их литературно-художественных качествах, ни о соответствии теме – оно, для меня, тут налицо… Это мой выбор – выбор простого читателя.
На этом, уважаемые Дамы и Господа, я прервусь ненадолго. Постараюсь последний выпуск обзора вывесить на сайте, как можно скорее, но уж, если не успею сегодня – не обессудьте. Завтра-то – обязательно…
Впрочем, те, кому интересно мнение старого зануды, думаю, и завтра зайти сюда не поленятся.
Обзор конкурса «О главном» на www.svetkidoma.net (окончание)
Постараюсь быть предельно кратким.
Два стихотворения, получившие от меня, как члена жюри, по два балла, совершенно разные, как по темам и поднятым в них проблемам, так и по способу их поэтического выражения. Но кто сказал, что беспокойство о судьбе одной-единственной маленькой и хрупкой человеческой жизни менее важно, чем попытка осмысления неразрешимой дилеммы в масштабах общества, государства, нации, религии – проблемы выбора, от которого так часто судьба этой самой «маленькой жизни» зависит? Поэтому для меня эти стихи стоят рядом.
05 Другу
Наш день опять голубовато-серый
И если воздается полной мерой,
То мы успокоительно добры
И лучше многих под небесной твердью.
Не проще ли поверить в милосердье,
Что пролилось с пылающей горы
И в каждом поколеньи повторилось?
Решая - справедливость или милость,
Материю решительно кроим.
Привычка человеческого дома –
Желание разрезать по живому,
Хоть так давно и Греция, и Рим
Свернулись ученической тетрадкой
И варвары бежали без оглядки,
И новые на смену принесли
Страшилки внеземных цивилизаций.
А мы ни в чем не можем разобраться
Как беглецы в пустыне не могли.
И кто-то открестился – «только жалость»,
Кому-то наказание досталось
И взрывом подтверждается намаз.
А мы, стеной меж этими и теми,
Пытаемся покончить с раздвоеньем,
Пока оно не проявилось в нас.
Как совместить грозное «…Мне возмездие, и Аз воздам…» с загадочным «…Возлюби врага своего…»? По какому принципу нужно жить – «…Око за око…» или «… Если тебя ударят по левой щеке, подставь правую…»? Что важнее – справедливость или милость?
Кто может ответить на эти вопросы? Они подняты. Они поставлены автором отчетливо и внятно. И, если автор об этом пишет, уверен – это не просто досужее теоретизирование. Это касается его лично.
19 Паутинка
Завтра будет ли, как знать?
Хочешь как себя понять
Тайный строй души моей?
В купы влажные ветвей
Глубже загляни, мой друг.
Там тенёта ткёт паук.
Сеть дрожит, как бы жива -
Ветер гладит кружева.
Что парча и бархат им -
Их узор неповторим.
Тоньше ткани не найдёшь -
Чуть коснёшься и порвёшь.
Как её мне от дождей
И от птичьих злых когтей
Уберечь, не знаю я.
Паутинка - жизнь моя!
Кто-то из членов жюри посетовал на чрезмерную, с его точки зрения «легкость» этого стихотворения. Что касается меня – именно легкость образа и, вместе с ним, всего стихотворения меня и привлекла. Жизнь – паутинка. Дунь – и нет ее! Неожиданно и щемяще.
18 Май
20 …главное…
Май
школа
А май опять запутан, что твой почерк,
Закатан меж страницами конспектов.
Сидишь, как дура, утром, днем и ночью
Над горкой опостылевших тетрадок,
А он там ковыляет по проспектам…
И если радость есть – то за оградой,
И если счастье есть еще на свете –
Растоплено в неприходящем лете.
3 курс
Но май живет свою дурную жизнь:
Несется громогласно, быстротечно.
Не улицы плывут – но миражи,
Когда таскаюсь по слепым свиданьям
И подставляю поцелуям плечи.
Что до учебы – тут все первозданно:
Башка дырява нАсквозь и насквОзь,
Экзамены сдаются на авось.
беременность
Май гуттаперчев. Крепится балластом
К ногам, рукам, пружинит в животе.
Налепишь ожидание, как пластырь,
И ждешь, что он спасет от тошноты.
Все, что вокруг, – не то, не так, не те,
Все, что в тебе, - отчаянно не ты.
И счастье забирается в зенит
В те дни, когда хотя бы не тошнит.
сорок
Обычный месяц. Вклинился неясно
Меж летом и нечаянным апрелем,
Побудет и учешет восвояси…
Пока же пусть маячит под окошком:
В нем праздников отчаянная прелесть,
Да запах ожидаемой окрошки.
А в остальном – дожить бы до субботы,
Сбиваясь между домом и работой.
старость
А небо притягательней и выше,
А солнце расплескалось по проспектам…
И не асфальт укрыт цветеньем вишен,
но жизнь… в которой стройно поместились
Работа, люди, шпильки и конспекты -
Все кроме этих вишен, мая, штиля…
И если б не болела поясница,
Казалось бы что этот миг мне снится.
…главное…
…главное: мама; стекляшка цветная;
Тайное место – соседский подвал;
С первым лучом дребезжанье трамвая;
Яркий большой заводной самосвал
Без остановки в любую погоду
Груз специальный бы к месту довез…
Самое главное: к Новому Году
Выполнил чтобы заказ Дед Мороз!
…главное: мама; деревня и лето;
Россыпь грибная и ягод завал;
В речке купаться еще до рассвета;
Ночи; картошка; костры; сеновал;
Страшные сказки и странные были;
Игры; рыбалка; смеющийся дед…
Самое главное – чтобы купили
К осени гоночный велосипед!
…главное: плыть по теченью тусовки;
Модный прикид на последний фасон;
Рев мотоцикла и татуировки;
Пирсинг; походка; крутой причесон;
Чувствовать в музыке тяжесть металла;
Взгляд восхищенный девчонки поймать…
Самое – чтобы читать перестала
Вечером нудные лекции мать…
…главное: жить с ощущеньем полета,
Не вопрошая, а что впереди;
Запах сирени, походы, охота;
Матери звякнуть – заждалась поди;
Зелень апреля и клочья тумана;
Жгущие сладкой истомой уста;
Пламя любви; продолженье романов…
Самое – сессию сдать без «хвоста»…
…главное: дача; квартира; машина;
Место работы; карьера; почет;
Школа с английским уклоном для сына;
Суммой приличной заполненный счет;
Вежливо бить на премьерах в ладоши;
В Ницце уже не впервой побывать…
Самое – выбрать сиделок хороших,
Время такое – состарилась мать…
…главное: капли; таблетки; больницы;
Сын бы заехал – давно не видать…
Память бесшумно листает страницы,
С каждой глядит понимающе мать…
Трудно из груды житейского хлама
Выделить самую главную нить…
Все-таки это, наверное: мама;
Радость детей и способность любить.
Ставлю два этих стихотворения рядом, потому что – и содержательно, и композиционно – они очень близки. Оба полностью соответствуют предложенной теме, оба подтверждают высказанный мною тезис о сиюминутности ощущения главного. Оба грамотны с версификационной точки зрения. Почему же всего по четыре балла? Отвечаю: когда я читал эти стихи, у меня было такое же ощущение, какое бывает при посещении музея, когда ты смотришь экспозицию не сам, а тебя по залам ведет экскурсовод. Или – в гостях, при традиционном рассматривании семейного альбома. В чем причина такого моего восприятия? Скорее всего – в их бесконфликтности (это опять режиссер из меня наружу лезет). Хотя, какой может быть конфликт, если автор не воздействует на читателя, а рассуждает?..
5 Крадется воск по стебельку свечи…
***1
Крадется воск по стебельку свечи,
С моим дыханьем в танце кружит пламя.
Так тихо... Только дождь в окно стучит,
Осколки глупых мыслей нежно плавя.
Так повелось — кто любит, тот слабей.
Скрываю страсть за маскою холодной.
Приворожить бы, привязать к себе!
Не мучить больше старую колоду,
Не спрашивать совета мудрых карт,
Не получать в ответ «врагов нежданных»,
Не вздрагивать, как от хлопка петард,
От появленья злой пиковой дамы.
Дорога… Траты… Друг… Казенный дом…
В последний раз стасую карты сонно —
И после доброй новости с письмом
Мне выпадет валет с тузом червонным.
Мне, конечно, могут сказать: «Ну, уж это-то стихотворение никоим образом не соответствует теме». А почему? Любовь – страшная сила. И когда человек действительно охвачен этим чувством, главнее для него ничего уже не может быть.
Чем привлекло меня это стихотворение? Отчетливым, зримым видеорядом. Я вижу эту женщину, сидящую поздней ночью за столом и безуспешно пытающуюся обмануть судьбу, многократно перетасовывая и заново раскладывая карты. Я слышу дождь за ее окном… монотонный дождь, и мне понятно, почему от его непрерывного тихого шума плавятся осколки ее «глупых мыслей» (и металл можно плавить не только высокой температурой), плавятся, превращаясь в тягучую, вязкую субстанцию, соответствующую переходу от бодрствования ко сну. Ну, а тема гадания – что ж… она была не раз использована замечательными классиками русской литературы. Вспомним, хотя бы, Афанасия Фета: «Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом, / Я при свечах навела»: или Василия Жуковского: «Раз в крещенский вечерок / Девушки гадали».
16 Крик
Знаешь,
когда сказать нечего,
когда речь ЕГО не слышна,
а мысли не вяжутся,
и кажется стыдно
говорить о том, что давно известно,
и в мире нет места
твоим откровениям и открытьям,
возьми карандаш, прекрати ныть и
просто пиши банально и тупо
об этом, о самом,
о том, что глупо,
о том, что глядит больными глазами
со всех стен, из каждой щели
и ты увидишь…
Смотри, вот еле
вскрикнул и тут же затих
без рифм и без правил рождается стих,
как всякий младенец
неловкий, беспомощный,
как ты,
помнишь, в секунды первые?
Оставь нервы,
Сердце… пусть бьется.
Так льется весенний дождь,
похож на дыхание вечности,
ведь стих
не только рифмы, размер строчки:
точки на белом листе тоже мысль.
Откажись от опыта наций
бацай, строй, сочиняй опять,
знать, что было не важно.
Пиши о главном,
о том, как страшно
не видеть снов, но во сне проснуться
и думать о том, как не обернуться,
чтоб избежать несвоей тайны,
а быть крайним…
И это поняв забудь и прими.
Пойми,
ты не слышишь,
но пишешь ЕГО речь.
Так будет и впредь и тысячи лет
вопросов, ответов, открытий, побед
Пока не устала спасать и казнить
Рука… эта истина - тонкая нить
связавшая нас на века, крик души
Пиши…
У каждого пишущего стихи, они рождаются по-разному. И рождение стихотворения, как рождение ребенка, издающего свой первый в жизни крик, кажется мне очень сильным, ярким и убедительным образом. И главнее этого, в этот удивительный и радостный момент, для автора не может быть ничего. Я не знаю, каким термином можно назвать эти стихи – я не литературовед, но, по-моему, это и не «верлибр», потому что в нем проскальзывают рифмы (внешние и внутренние), и не «свободный стих»… да это, собственно меня, в данном случае, мало волнует. Я только знаю: если начать «причесывать» это стихотворение, подгоняя его под каноны силлабо-тонической системы – ребенок попросту умрет.
Ну, и, наконец, стихотворение, которое, с первого же прочтения, стало для меня единственным лидером во всем многообразии конкурсных работ. Потому что в нем, для меня, максимально органично слились и мысль, и ее поэтическая реализация.
17 Не веди меня на пиршества…
***
Не веди меня на пиршества,
На поклон медам грядущим,
Не зови хмельными виршами
Развлекать гостей жующих;
Между символом и сущим
Пустословие сотри,
Чтобы пели в райских кущах
Алконосты - до зари,
До пожара, где расплавится
Звёздно-снежное цунами,
И сгорит кометы палица,
Вознесённая над нами,
И укроет пеленами
Долгожданная роса,
И родными именами
Отзовутся голоса.
Это главное, а прочее
Пусть гурманы допивают,
Золотые многоточия
Запекая в караваи...
До последнего трамвая
Пять минут и пять шагов,
Да зарница грозовая
У блаженных берегов.
Ах, как это трудно, уважаемые Дамы и Господа, освободиться от суетности и пустословия! Ах, как это сложно – суметь очистить себя перед приходом твоего «последнего трамвая», до которого осталось, вполне возможно, всего лишь «…пять минут и пять шагов…»!
(Для тех, кто не знает и не понял: алконосты – это птицы с человечьими лицами, проживающие в раю. И пелены – это не пелена росы, а те куски ткани, которыми оборачивают тело. И трамвай – это совсем не тот трамвай, что идет в полвторого ночи через Неву с Васильевского острова в Купчино).
Ну, вот, пожалуй, и все. Извините меня, уважаемые Дамы и Господа за задержку обзора. Каюсь, не успел. Вот сейчас – вывешиваю его, а уже прочел имена авторов. Но ничего, из того, что написал, менять или переписывать не собираюсь.
Всего вам доброго.
©Владимир Безладнов, 2008 г. Саров.
