(ДО ДЕТСКИХ ДНЕВНИКОВ)
Я тогда ещё, в глубокой старости, людей любил – видел обычное их и за бытие это любил: за стремление в отличие быть от животного – в поступках, за светлую дружбу, за бесстрашие и взаимопомощь, за любовь к большому и малому…. И много ещё за что, да и нет людей другими, думал я, а то, что есть, против, – то не люди, но звери.
Отчего же я сам никогда не любил себя – не зверь, человек? Не люблю, никогда уж и не полюблю – до самого рождения любить не буду, знаю твёрдо, хотя нелюбовь эта необъяснима. Может, потому она во мне, что мало вижу теперь, в зрелой юности, людского в людях, и, определяя многое зверским, не имея на то права никакого, тем не менее – каким-то загадочным способом… уверенно делаю каждого, осужденного мною, зверем... За мимолетный, но неприятный взгляд, за плевок под ноги, за намеренный толчок, за широко расставленные локти…. Экий я, однако, недотрога – да это всё по касательной; отторжение же вызывает невыполненная клятва, неисправимая бессовестность и кровопролитная жестокость… а более всего – притворство казаться человеком.
Всякого спроси – любит ли он себя, ответит, может, разно, но внутри подумает, что не любит, ибо мало есть за что, пороками грешен. Зверь же – вне греха, потому нелюбовь незнакома ему: не будешь себя любить – не выживешь в зверином мире.
Напоследок, сам себя и опровергну: разве не знаем мы и среди зверей… взаимопомощи, дружбы, бесстрашия и любви? И всё ли у них ввиду инстинктов? Тогда – как же, с людьми, которые, так или иначе, в клетке? Как назвать всех нас, если мы животное в себе прячем, а человеческое – топчем?
---------------------------------------
иронически
