"Юный маг в пурпуровом хитоне Говорил, как мертвый, не дыша, Отдал всё царице беззаконий, Чем была жива его душа. А когда на изумрудах Нила Месяц закачался и поблек, Бледная царица уронила Для него алеющий цветок." НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ
На карте мира, где волны стелются золото-лазоревыми коврами, стоит Царица Беззаконий в пурпурном хитоне — вековая и прекрасная, с глубинной усталостью в очах.
Вокруг неё — народы, некогда покорённые её волей, простирают руки сквозь толщу времени. Прикосновений нет, но каждое движение рождает лёгкий ветер истории: это дуют ветры экономик, веют культурные влияния, прорастают зёрна знаний и перемен, что не остановить.
Свысока взирает поблёкший месяц — не магия его света ныне важна, но лишь напоминание о неумолимости времени и судьбы.
И из древних врат падает алая роза — последняя из пары, что некогда была белой и алой. Белая канула в Лету, оставив после себя силу, страсть и урок истории. Царица взирает на цветок как на молчаливого свидетеля: он не для неё, но для мира, что отныне живёт собственной жизнью.
Роза покоится в центре мировой сцены — символ новых народов, их мощи, воли и перемен. Она — живое напоминание: даже всесильная власть покорна законам времени, и каждый её шаг отпечатывается в вечности несмываемым следом.
Ночь опустилась на морскую карту; волны, шепча, ложились у ног. Царица Беззаконий замерла на краю своих оскудевших владений, а взор её утонул в чашечке алой розы, лежавшей на остывшем камне.
Лунный свет осязал складки её пурпурного хитона, и ткань отзывалась тихим рубиновым мерцанием. Роза вздрагивала на ветру — дышала полной грудью собственной судьбы, беззвучно твердя о силе и ответственности, о неизменности прошлого и ненаписанности будущего.
В руках она сжимала облегчённый скипетр — отныне лишь символ, но не орудие власти; он лишь прикасался к ладоням, смутно напоминая о былом величии. И если бы кто обронил сейчас о Белом Доме, она, возможно, уронила бы лишь лёгкую улыбку, подумав, что и великое когда-нибудь станет просто символом, знакомым и почти бытовым.
