Едва с глаз скрылся последний вагон скорого, уносящего любимую прочь, как весь дальнейшей ход моей жизни был уже предопределён. В ту самую - роковую! - минуту я твёрдо и бесповоротно решил стать писателем. Желательно, конечно же, известным, а ещё лучше - знаменитым! А, впрочем, всё равно каким… - так много вдруг во мне проснулось того, о чём всенепременнейше стоило рассказать людям.
Всю ночь пребывая в горячечном бреду под воздействием высокой температуры, я часто поднимался с постели, то и дело подходил к краю большого бурлящего чана, установленного какими-то шутниками прямо посреди огромной театральной сцены. Подкрадывался, крепко сжимая в кулаке хитрую ложечку на длинной ручке и бесчисленное количество раз смаковал и смаковал, каков же всё-таки он на вкус - этот пресловутый магический лавр.
Нежный вкус варёных венков показался мне тогда очень даже недурственным. Немного ссутуленные плечи мои самым естественным образом начали распрямляться и уже вскоре приятно побронзовели. А в сени моего величавого монумента, спустя некоторое время ласково заворковали стайки прелестных диких горлиц...
Это фантастическое великолепие (согласитесь, какое-то даже неземное, что ли?!) восхитило, очаровало, ну, а потом уж, ясен-перец, и полностью подчинило меня. Отчего-то мне стало так хорошо и покойно, что я сунул в рот большой палец и, сладко почмокивая во сне, улетел куда-то в бездонные небеса, продолжая тихо грезить о роковой неизбежности будущей славы.
Мысли мои перескочили на самый высокий штиль, мозг мигом переполнился обрывочками рифмованных фраз… Я беззаботно витал в облаках, мечтая о бессмертии, а амфибрахии жалобно вопили над унылой землёй, в бою с глагольной рифмой был страстен братец-ямб, хорей же, припоздал и только-только начал сниться...
***
А стоило мне чуточку отойти от феерического сна, как я накропал первые в моей жизни гениальные вирши. Внезапное озарение застукало меня в уборной, в тот самый, признаюсь, не слишком импозантный миг, когда я тихо восседал верхом на белоснежном фаянсовом троне.
Не могу сказать, что я был уже, достойно и вполне, подготовлен к торжественной встрече этого чудного мгновения. И потому, лишь из-за чистой нелепости - полного отсутствия под рукой каких-либо пишущих штучек, то, что пришло тогда в основательно оглушённую аспирином голову, пришлось царапать острым ногтем поверх кудрявых слоёв иссиня-чёрной плесени, кое-где местами покрывавшей отсыревшую штукатурку.
Вот он - этот замечательный шедевр, дамы и господа! Перед вами!
«Я пил твой нектар
Из глубин первоцветья,
Был сладостен сок -
Опьяняюще пах...
Но май наступил
И остался лишь ветер,
Да проседь пушинок
На влажных губах...» (с)
Скептически, с каким-то школярским недоверием, я внимательно проглядел своё творение, затем ещё раз пристально осмотрел его, не поленился, но уже гораздо более придирчивее. Потом медленно перечитал слева направо, сверху вниз и, в конце концов, по диагонали.
«Хм! - сказал я себе. - Да, дружок... Ты явно делаешь успехи!»
Правда, какой-то шебутной, упрямый бес, засевший где-то глубоко внутри, всё-таки насилу вынудил мой, с неделю, наверное, не стриженый ноготь внести в текст (о, нет не в текст, а в черновик и без того великого произведения!) совсем маленькую, небольшую такую ремарочку - совершенно формальную правочку, если только взглянуть неискушённым взглядом.
Первый катрен моего опуса стал звучать теперь так - чуть более пафосно, немного пошлее, но при всём притом ужасно трагически и эротично:
«Я пил твой нектар
Из глубин первоцветья,
Был сладостен сок,
Опьяняющий пах...»
Voilа! Таково было моё первое столкновение с откровенным произволом редактора...
***
«Пойми, твоим будущим почитателям куда интереснее будет судачить меж собой о том, чей же именно конкретный пах ты имел в виду, - объяснил мне бес, - нежели спорить друг с другом о всякой второстепенной ерунде!"
«О какой ещё ерунде?»
"Ну, типа того: «а может ли сок одуванчиков опьянять?», - продолжал он, обращаясь ко мне весьма печальным, но поучительным тоном. - Или, скажем: «с какой такой стати было им облетать уже в начале мая?»
Я самым тщательным образом обдумал приведённые моим непрошеным цензором аргументы и, скрепив сердце... был вынужден полностью с ним согласиться!
Оно ведь и вправду сказать - настоящий автор просто должен оставаться умственно недоступным для своей вяло эстетствующей публики и, более того, даже обязан временами творить для неё абсолютную чушь. Ну, хотя бы даже из элементарного уважения! И чем чаще он это практикует, тем лучше! А чем туманнее автор пишет, тем ещё более мудро это выглядит со стороны. Особенно, если принять во внимание тот факт, что рядышком с ним всегда найдутся добрые люди. Люди, настолько сильно симпатизирующие его дарованию, что с удовольствием выхватят за хилую волосатую лапку любую, утопающую в штормящем квадрате круглую ахинею. И с искренней радостью превратят так и не состоявшуюся утопленницу в очередной священный жупел. И всё это - даже при полном отсутствии намёка на какую-либо тень мысли, как будто бы заложенной автором в свой труд.
Более того, простодушные энтузиасты обязательно произведут сей мифической страдалице искусственное дыхание, сытно откормят её варениками, потом назовут груздем и с помпой водрузят на гранитный пьедестал. А, в заключение, торжественно объявят идею гениальной! Воистину непревзойдённой - универсальной для всех времён и народов! Верите? Нет? А зря! Ведь именно так всё и случится в итоге.
Подумать только! И ведь, наверняка, когда-то произойдёт так, что ярые поклонники вашего «великого» таланта будут лихо мутузить очкастых скептиков сковородниками по головам, а некоторых, особо упёртых особей, дружно, всем колхозом, валять в смоле и перьях - обязательно будут! А то как же! Есть лишь одно, но непременное условие успеха: главное, чтобы плоский «квадрат» твоей души при любых обстоятельствах всегда оставался неизменно чёрным...
***
Обдумав таким вот интересным образом сложившуюся ситуацию и свято уверовав в свою авторскую непогрешимость, я уверенно поднялся со стульчака и, теперь уже по самые помидоры преисполненный гордыней и высокомерным достоинством, вышел прочь из уборной. Потом расположился на кухне, вальяжно раскинувши свои телеса в кресле у компьютера, и срочно переправил милой Букашке первый мой шедевр, надеясь где-то в глубине души на её непревзойдённое чувство прекрасного...
Да что там «надеясь»? Абсолютно уверенный в её компетентности!
«Спасибо! Очень мило!»
«Мило!? Всего лишь - мило!? И это - всё!? - тут меня охватило лёгкое недоумение смешанное пополам с невероятным раздражением, - Но я ведь всю душу свою вложил!!!»
Вот так самим Богом данный мне талант впервые столкнулся с разнузданным критиканством...
«Тебе разве не понравилось, радость моя?»
«Да, нет же, понравилось! Очень даже неплохо!»
«Что ж, спасибо...»
«Это тебе спасибо, мой милый друг! А кто же автор?»
Ну, вот те, блин, и нате вам! Это ж, подумать только! Вот и пожалуйста - не успел сваять первую нетленку, как самым подлейшим образом! уже! обвинён! в плагиате! И кем? Любимым человеком! Да уж... Нелегка судьба поэта - сплошная зависть, наветы и чёрная неблагодарность...
Я так здорово тогда разозлился на эту вреднющую Букашку, что полностью прекратил в тот день общаться с нею, и с головою углубился в создание прозы.
Всю ночь пребывая в горячечном бреду под воздействием высокой температуры, я часто поднимался с постели, то и дело подходил к краю большого бурлящего чана, установленного какими-то шутниками прямо посреди огромной театральной сцены. Подкрадывался, крепко сжимая в кулаке хитрую ложечку на длинной ручке и бесчисленное количество раз смаковал и смаковал, каков же всё-таки он на вкус - этот пресловутый магический лавр.
Нежный вкус варёных венков показался мне тогда очень даже недурственным. Немного ссутуленные плечи мои самым естественным образом начали распрямляться и уже вскоре приятно побронзовели. А в сени моего величавого монумента, спустя некоторое время ласково заворковали стайки прелестных диких горлиц...
Это фантастическое великолепие (согласитесь, какое-то даже неземное, что ли?!) восхитило, очаровало, ну, а потом уж, ясен-перец, и полностью подчинило меня. Отчего-то мне стало так хорошо и покойно, что я сунул в рот большой палец и, сладко почмокивая во сне, улетел куда-то в бездонные небеса, продолжая тихо грезить о роковой неизбежности будущей славы.
Мысли мои перескочили на самый высокий штиль, мозг мигом переполнился обрывочками рифмованных фраз… Я беззаботно витал в облаках, мечтая о бессмертии, а амфибрахии жалобно вопили над унылой землёй, в бою с глагольной рифмой был страстен братец-ямб, хорей же, припоздал и только-только начал сниться...
***
А стоило мне чуточку отойти от феерического сна, как я накропал первые в моей жизни гениальные вирши. Внезапное озарение застукало меня в уборной, в тот самый, признаюсь, не слишком импозантный миг, когда я тихо восседал верхом на белоснежном фаянсовом троне.
Не могу сказать, что я был уже, достойно и вполне, подготовлен к торжественной встрече этого чудного мгновения. И потому, лишь из-за чистой нелепости - полного отсутствия под рукой каких-либо пишущих штучек, то, что пришло тогда в основательно оглушённую аспирином голову, пришлось царапать острым ногтем поверх кудрявых слоёв иссиня-чёрной плесени, кое-где местами покрывавшей отсыревшую штукатурку.
Вот он - этот замечательный шедевр, дамы и господа! Перед вами!
«Я пил твой нектар
Из глубин первоцветья,
Был сладостен сок -
Опьяняюще пах...
Но май наступил
И остался лишь ветер,
Да проседь пушинок
На влажных губах...» (с)
Скептически, с каким-то школярским недоверием, я внимательно проглядел своё творение, затем ещё раз пристально осмотрел его, не поленился, но уже гораздо более придирчивее. Потом медленно перечитал слева направо, сверху вниз и, в конце концов, по диагонали.
«Хм! - сказал я себе. - Да, дружок... Ты явно делаешь успехи!»
Правда, какой-то шебутной, упрямый бес, засевший где-то глубоко внутри, всё-таки насилу вынудил мой, с неделю, наверное, не стриженый ноготь внести в текст (о, нет не в текст, а в черновик и без того великого произведения!) совсем маленькую, небольшую такую ремарочку - совершенно формальную правочку, если только взглянуть неискушённым взглядом.
Первый катрен моего опуса стал звучать теперь так - чуть более пафосно, немного пошлее, но при всём притом ужасно трагически и эротично:
«Я пил твой нектар
Из глубин первоцветья,
Был сладостен сок,
Опьяняющий пах...»
Voilа! Таково было моё первое столкновение с откровенным произволом редактора...
***
«Пойми, твоим будущим почитателям куда интереснее будет судачить меж собой о том, чей же именно конкретный пах ты имел в виду, - объяснил мне бес, - нежели спорить друг с другом о всякой второстепенной ерунде!"
«О какой ещё ерунде?»
"Ну, типа того: «а может ли сок одуванчиков опьянять?», - продолжал он, обращаясь ко мне весьма печальным, но поучительным тоном. - Или, скажем: «с какой такой стати было им облетать уже в начале мая?»
Я самым тщательным образом обдумал приведённые моим непрошеным цензором аргументы и, скрепив сердце... был вынужден полностью с ним согласиться!
Оно ведь и вправду сказать - настоящий автор просто должен оставаться умственно недоступным для своей вяло эстетствующей публики и, более того, даже обязан временами творить для неё абсолютную чушь. Ну, хотя бы даже из элементарного уважения! И чем чаще он это практикует, тем лучше! А чем туманнее автор пишет, тем ещё более мудро это выглядит со стороны. Особенно, если принять во внимание тот факт, что рядышком с ним всегда найдутся добрые люди. Люди, настолько сильно симпатизирующие его дарованию, что с удовольствием выхватят за хилую волосатую лапку любую, утопающую в штормящем квадрате круглую ахинею. И с искренней радостью превратят так и не состоявшуюся утопленницу в очередной священный жупел. И всё это - даже при полном отсутствии намёка на какую-либо тень мысли, как будто бы заложенной автором в свой труд.
Более того, простодушные энтузиасты обязательно произведут сей мифической страдалице искусственное дыхание, сытно откормят её варениками, потом назовут груздем и с помпой водрузят на гранитный пьедестал. А, в заключение, торжественно объявят идею гениальной! Воистину непревзойдённой - универсальной для всех времён и народов! Верите? Нет? А зря! Ведь именно так всё и случится в итоге.
Подумать только! И ведь, наверняка, когда-то произойдёт так, что ярые поклонники вашего «великого» таланта будут лихо мутузить очкастых скептиков сковородниками по головам, а некоторых, особо упёртых особей, дружно, всем колхозом, валять в смоле и перьях - обязательно будут! А то как же! Есть лишь одно, но непременное условие успеха: главное, чтобы плоский «квадрат» твоей души при любых обстоятельствах всегда оставался неизменно чёрным...
***
Обдумав таким вот интересным образом сложившуюся ситуацию и свято уверовав в свою авторскую непогрешимость, я уверенно поднялся со стульчака и, теперь уже по самые помидоры преисполненный гордыней и высокомерным достоинством, вышел прочь из уборной. Потом расположился на кухне, вальяжно раскинувши свои телеса в кресле у компьютера, и срочно переправил милой Букашке первый мой шедевр, надеясь где-то в глубине души на её непревзойдённое чувство прекрасного...
Да что там «надеясь»? Абсолютно уверенный в её компетентности!
«Спасибо! Очень мило!»
«Мило!? Всего лишь - мило!? И это - всё!? - тут меня охватило лёгкое недоумение смешанное пополам с невероятным раздражением, - Но я ведь всю душу свою вложил!!!»
Вот так самим Богом данный мне талант впервые столкнулся с разнузданным критиканством...
«Тебе разве не понравилось, радость моя?»
«Да, нет же, понравилось! Очень даже неплохо!»
«Что ж, спасибо...»
«Это тебе спасибо, мой милый друг! А кто же автор?»
Ну, вот те, блин, и нате вам! Это ж, подумать только! Вот и пожалуйста - не успел сваять первую нетленку, как самым подлейшим образом! уже! обвинён! в плагиате! И кем? Любимым человеком! Да уж... Нелегка судьба поэта - сплошная зависть, наветы и чёрная неблагодарность...
Я так здорово тогда разозлился на эту вреднющую Букашку, что полностью прекратил в тот день общаться с нею, и с головою углубился в создание прозы.
