Поверь, друг мой, бесконечность – это так просто... Просто, как мозг, выживший из ума, как банальная данность: «из моря мы вышли - в море уйдём». И не так важно, что ты совсем не любишь холодного осеннего моря. Это вообще несущественно. Главное то, что оно помнит о тебе. Зовёт ночами, верно поджидая во тьме. И плачет по тебе солёными слезами...
...ты не спеша снимаешь с себя одежды (даже не задаваясь странным вопросом: «зачем?»), небрежно роняешь их на мокрый песок, усеянный битыми ракушками, и замираешь лёгкой тенью на краю прибоя, с наивным любопытством грудного младенца прислушиваясь к жалобным призывам волн: «Иди! Иди к нам, мальчик! Мы устали без тебя, нам одиноко...» На душе сразу же становится непривычно легко и так фантастически, удивительно пусто, как будто бы и не было с тобой никогда ничего. Хм... Чудно, непонятно: «Так вот, где она сокрыта - настоящая, неподдельная страсть! Так о чём же ещё стоит тогда мечтать?»
Осторожно делаешь первый шаг. Первый... в короткой череде последних, вода ласково и жадно подхватывает тело, ты больше не принадлежишь привычному миру. Миру, за который так отчаянно цеплялся. Миру, который в одночасье предал тебя... Предал и растоптал... Отверг.
Синхронные движения рук постепенно ослабевают, лодыжки то и дело начинает сводить болезненными судорогами, а волны всё играют и играют с тобой, ведь ты нужен им. Ты пообещан и давно проигран с кона… Словно большие расшалившиеся кошки, умудрённые опытом стервы, они, то вдруг нежно погладят тебя своими телами, лаская холодом кожу с откровенным намёком на большее, то внезапно швырнут, хохоча, заряд пенной каши в лицо, то улыбнутся вызывающе, и нагло заглянут прямо в глаза, то приобнимут крепко... поцелуют украдкой, как бы исподтишка. И всё манят, манят в глубину, подначивая, мол: «Слабо?»
Нет, не слабо! Ты – мужчина, и не привык отступать. Оттого-то и гибнешь бесславно, что был чересчур упрям и слишком самоуверен... Старый, не романтичный и глупый – КОЗЁЛ. С тобой даже не о чем толком поговорить, ты вечно занят на своей дурацкой работе, тебе всё ещё зачем-то нужен секс - чаще, чем раз в неделю, и пища, хотя бы два раза в день. У тебя до сих пор нет собственной квартиры, и мама твоя – старая глухая дура, а сын твой точно такой же, как ты... Да, и ещё! Ты – пустышка! Жалкое ничтожество! Потому что не смог изменить всё это за тот короткий срок, который был милостиво от-пущен тебе.
Две недели! Из жалости? Слабо? Нет! Горько... Прощай...
А потом, когда я медленно и отрешённо опускался к морскому дну, оставляя над собой целую вереницу маленьких забавных пузырьков, ко мне подплыл какой-то чудной дельфин и вежливо заговорил со мной. На странном тарабарском языке. Заговорил таким фантастическим образом, что всё - абсолютно всё! - было мне понятно.
- Букашка, - тоненько просвистел дельфин. – У тебя же есть твоя Букашка!
- Буль-буль! – попытался парировать я его притянутый за уши, и оттого совершенно несерьёзный аргумент.
- Э, нет... Ты не прав, человек!
- Буль...?
- А… – дельфин пренебрежительно махнул плавником. – Да разве ж только в этом дело?
- Буль-буль...
- Понимаешь, старик... Ежели тебя ждёт что-либо на земле, пусть даже призрачное, тонкое и неопределённое, тогда ты слишком рано пришёл к нам.
- Буль... буль! - только и нашёлся я, что ответить.
- О, это да! Конечно же! Знай, море обожает сильных мужчин. Приходи к нам как-нибудь в другой раз, тогда уж точно не прогоним. Договорились?
Дельфин мягко, но настойчиво, подтолкнул меня носом к поверхности:
- А лучше, попрощайся со мной навсегда! - просвистел он мне вслед.
Отплёвываясь от набравшейся в рот морской воды, я вынырнул на свет божий, вернее, в густую, чернильно-синюю темноту, подсвеченную лишь отблесками далёких звёзд.
- Прощаю тебя, дружище Дельфин! Слыши-и-ишь? Проща-а-а-ю! – мой торжествующий крик перекрыл собою свирепую симфонию бушующих вокруг волн. – Прости же и ты меня!
***
Верите? Нет? А зря... Всё именно так и произошло.
Ведь окружающий мир, оказывается, настолько аморфен и податлив, что ты никогда не сможешь объять его полностью, в достаточной степени прочно. Конечно же, тебе начинает казаться, что всё уже давным-давно разложено судьбой по полочкам: чёрное на чёрные, белое на белые. Ан нет! Верёвки то и дело рвутся, срывая нежную кожу с шеи. Лезвия с хрустом ломаются о твёрдые вены. В море к тебе вдруг подплывает незнакомый дельфин и не позволяет камнем уйти на дно. «К чему вся эта суета?» – не перестаёшь задаваться ты единственным вопросом, а самому невдомёк, что Мир твой уже успел неуловимо изменить свою привычную форму, структуру. Краски в палитре причудливым образом перемешались, и кто-то опять милостиво предоставляет тебе возможность спокойно рассортировывать явления по новым, разноцветным полочкам.
И ведь надо бы воспользоваться столь редкой возможностью. Ох, надо бы...
Понимаете… Кесарю кесарево. Говорю же, прислушайтесь: «Время - наполнять ванны вином и… время - косить помидоры...»
...А Солнце медленно
Совокуплялось с телом дюн,
Покрытых жёстким волосом
Седеющей осоки.
Ланцетом острым
Жил янтарных вскрыты кровотоки,
И древний мир воспрял опять,
Как ты – красив, желаем, юн...
Под песни чаек вольных
Груди волн ласкают берег,
Одеты в лифчики ажурные
Солёной белой пены.
В напоминание о бренности
Моей вселенной,
Коитус Балтики и осени...
Поверьте: суть всяческой происходящей с нами суеты - это две стороны одной монетки, лихо закрученной Фортуной на ребре, маленькой медной монетки, под названием - жизнь...
