(главы из незаконченного романа)
С аппетитом откушав квартетом нерождённых жареных цыплят, и для пущей верности заливши случайный завтрак пол-литрой недорогого «Bell’s», мы с Кулишем скрутили по тощенькой цигарке из остатков табаку, а потом вывалились в сад, на воздух, покурить.
Куст жасмина, причудливо изломанный в талии, трижды изнасилованный минувшей ночью неловкими грехопадениями моего приятеля, сплошь покрылся тоненькой, стыдливой корочкой льда. Декабрь...
- Масоны! – с энтузиазмом продолжал развивать поднятую ещё до завтрака тему Кулиш. – Общеизвестно, мой друг: все тайные знания Мира, вся власть Мира, а, значит, и все деньги Мира принадлежат исключительно масонам! Зачем же нам, подобно каким-то там паршивым восточноевропейским мигрантишкам, чьи жёны сплошь жадные дуры, а умишка – воробей наклал, идти на стройку в чернорабочие? Не проще ль нам изначально податься в масоны?
Кулиш порылся по карманам ветхого трико, затем вынул и протянул мне массивный перстень из искусственного янтаря:
- На вот... Реквизит, понимаешь. Примерь. А твой фингал над переносицей очень даже напоминает третий глаз...
- Погоди, брат... – я отлично знал, кто такие масоны (сам был магистром первой ложи много веков назад, сам создавал устав, сам разработал обряд посвящения). – Ты всерьёз думаешь, что как только я надену на палец этот твой дурацкий перстень и пройдусь по району, осеняя местное человечество «третьим глазом», так сразу стану и Ротшильдом, и Гейтсом, и Крезом в одном лице?
- Ну, конечно же! – нисколько не смутился Кулиш.
- А как же тайные знания, ТАЙНЫЕ, понимаешь? А скрытое влияние в высших сферах? Ты что, за идиота совсем меня держишь?
- Хм... – ненадолго задумался мой товарищ. – Ну, не хочешь быть просто масоном, будь жидомасоном.
- В чём разница-то, объясни? – усмехнулся было я. – Всё та же лажа! Да и какой из меня, прости Господи, жидомасон? Ну, сам посуди: не обрезан, пейсы коротки, лапсердак не по фасону!
- Толкового моэля найти здесь, на Форест Гейте, наверное, проблема, но... – тихо пробормотал себе под нос Кулиш, как-то странно поглядывая на мой пах, но потом заговорил много уверенней. – Знаешь, Барамунда, может, и лажа, да не та же... Представь себе, проблем гораздо меньше, чем ты думаешь.
- Поясни-ка, умник...
- Во-первых, жидомасоны правят миром явно, а не тайно, и это доподлинно известно всем, даже самому отсталому провинциалу! И в Запедрыщенске об этом знают, и в Гиллендсвилле, и даже на островах Туамоту.
- Ну, а во-вторых? – приготовился я дать шутнику отповедь. – Что во-вторых-то?
- А во-вторых, жрать нам больше нечего! И вскоре не предвидится! – внезапно рассвирепел глюк. – И если ты, сука, прямо сейчас не превратишься в обычного, нормального жидомасона, то сдохнешь, как последний славянин! Давай-давай, надевай перстень, накручивай пейсы из того, что есть, и вали добывать фунты, тупица!
Кулиш сплюнул мне вслед сквозь редкие зубы:
– Главное, не бзди! Слышь? И морду сделай поумней! Понаехало...
***
Да... ага... щас! Класть они хотели на всех масонов, жидомасонов и даже на последнего рыцаря Ордена Тамплиеров...
Два фунта тридцать четыре пенса – всё, что удалось добыть за целый день приставаний к прохожим на Хай Стрит, используя всю нашу тайную власть и все сокровенные знания Мира... А я ведь и «Калинку» им на три голоса пел, и семь-сорок плясал, и с парнем с билборда фехтовал бесплатной газетой, свёрнутой в трубочку. Хорошо хоть «третий глаз» случайно приглянулся одной подслеповатой индийской женщине, она-то и пожертвовала первый фунт, ошибочно приняв меня за своего. Другой фунт достался мне от сердобольного собачника, предложившего подобрать моим «тамплиерским мечом» какашки за его спаниелем. А мелочь...
Мелочь набросали школьники – кто пенс, кто два. Я ловил тяжёлые медяки лиловыми губами, лёжа навзничь за скамейкой у автобусной остановки, скрестив руки на своей простывшей, холодеющей уже груди, чисто по жидомасонски закатив глаза. Дети смеялись... «Лучше б я помер в Запедрыщенске, – подумалось мне, - или на Туамоту...»
***
Даже не слишком удачный опыт вчерашнего жидомасонства отнюдь не остановил хитроумного Кулиша в попытках добыть мне, своему другану, мировую славу и несметные богатства! Первым же делом Кулиш отнял у меня все заработанные под скамейкой на Форест Гейт трудовые медяки и оба фунта (один, напомню, – подарок сердобольной подслеповатой индианки, другой – плата за сбор собачьих какашек), мухой слетал в ближайшую бабайскую лавку за парой пива, поставив меня перед неоспоримым фактом – to пить andno тупить!
- Не печалься, друг мой, - противным своим, сладким, льстивым голосишком откуда-то из-за чёрной дыры стакана начал вести речи Кулиш. – Первый блин всегда комом. Зато ты приобрел ценный жизненный опыт и необходимые навыки!
- Кому это необходимые, - насторожился я. – Для чего необходимые?
- Барамунде Григорьевичу Распутину! Внебрачному сыну батюшки Григория и Её Величества Александры, Императрицы Российской! – Кулиш торжественно поглядел на меня, скатил по щеке слезу и перекрестился.
Я поперхнулся пеной и почти потерял дар речи... Прокашлявшись, спросил:
- А тебе не кажется, идиот, что я совсем не похожу лицом на столетнего старца? И вообще, иди-ка ты в жопу со своими бредовыми идеями...
- Тише, тише, миленькый – засуетился Кулиш. Ласково похлопал меня промеж лопаток – Не подавись! Нашему мальчику не хочется быть сыном Распутина? Тогда малыш будет Анастасией, царской дочкой... Тише, тише...
- Что-о-о! – я разволновался не на шутку. – А яйца? Яйца куда мне девать по твоему?! А трёхдневную щетину, а жилистую мускулатуру?!
- Эгрегор, малыш, эгрегор! – Кулиш засуетился вокруг меня, что твой электрод на скотобойне. - Запомни, детка, яйца лишь у плебеев растут, а у потомственных Магов куда не глянь – сплошной эгрегор. А щетину можно и сбрить! Короче, шевели аджна-чакрами, Григорьич! Пора! Пора нам с тобою, наконец, по-настоящему заняться прикладной эзотерикой.
Я долго сопротивлялся. Честное слово! Отбрыкивался, плевался, больше получаса прятался в туалете, затыкал уши пальцами. Но когда Кулиш заявил, что не пойдёт больше к бабаям выпрашивать пиво в долг, скрепя сердце, но скрипя зубами, вынужден был смириться с этим убийственным аргументом. Конечно же, я соорудил из трёх пальцев офигительный кукиш в форме дули для своего мучителя, спрятал это зловещее сооружение в задний карман, и трижды прочёл Отче Наш...
***
Снова на руке у меня треклятый масонский перстень, опять бреду я в компании Кулиша бесконечными Ист-эндскими переулками. В этот раз путь наш лежит на Стратфорд...
У выхода из старого торгового центра, меж плебейским Мак-Дональдсом и полу-патрицианским Кофи-Неро есть небольшая площадка. Давно облюбованная волонтёрами христианских, мусульманских и пр.-пр. бизнес-течений, эта священная трибуна пустует лишь ночами и по вечерам пятниц, когда положено набираться пивом в пабах, позабыв о спасении души. В остальное время площадка исправно функционирует, позволяя прохожим насладиться то горловым басом псевдонепальского гуру, то хором боевых старушек из Армии Спасения, то писклявым тенорком какой-нибудь там харе-рамы. Здесь вы можете запастись впрок благодатью, оптом купив три мессы за две (третья бесплатно); подарить избавление от чумки детишкам из Зимбабве, путём небольшого взноса наличными; наконец-таки, спросить ИХ, как похудеть…
***
- Давай. Вспоминай умные слова! Вспоминай, малыш! – суетился Кулиш подле меня всю дорогу. – Ты же знаешь какие-нибудь умные слова? Не говори мне, что не знаешь!
- Ну... Спиноза... Валерия... пат... бозон... ла пьорва... – на языке у меня всё время почему-то крутилось «Бони М», но я не рискнул подставиться перед Кулишом за последнего идиота.
- Хорошо! Очень хорошо! Что за Валерия, кстати?
- Ну... эта... Орлеанская Дева по ходу... не помню точно.
- Ладно, сгодится! А вот Спиноза – это ты здорово загнул! Я прямо зауважал тебя!
«Спиноза-мимоза, мимоза-заноза... – припомнил я первые свои юношеские попытки стихосложения. – Спиноза- «Бони М»- МММ- нет проблем...»
Из-за живой изгороди навстречу вдруг выскочило какое-то черномазое дитё и, громко вереща: «Дэдди, дэдди!», разбрызгивая дырявыми кроссовками лужи, устремилось к нам с протянутой ладошкой: «Дэдди!»
«Наверное, слишком долго не менял места жительства, - подумалось с тревогой. – У меня уже растут корни...»
- Мальчик! – строгим голосом остановил голопузую экспансию Кулиш. – Твой дэдди очень-очень занят. Разве ты не видишь? Он идёт на войну. И это совсем не так глупо, как тебе кажется, что у него в руках не оружие, а баночка пива, не обращай внимания – большинство пап уходят на войну без винтовки, а мальчики должны их ждать, должны, хоть пять лет, хоть восемь, не важно - потом мальчики подрастают и тоже уходят на войну.
- Дэдди... – как-то особенно жалостливо пискнуло дитя.
Мне захотелось обнять засранца, расцеловать, подарить ему ириску, две... Целый вагон ирисок! Но... Кулиш был прав: я шёл на войну и не имел право на сиюминутную слабость. Шёл на ту войну, где сложило голову немало замечательных пап. На войну с самим собой. На войну с правдой...
***
Изрядно потрудившись локтями и коленями, Кулиш устроил меня на пятачке меж представителем церкви СИ – парнем в чёрной, с иголочки, двойке и белой отутюженной рубашке (на впалой груди адепта красовался бейджик: «Раб Божий 2-го уровня Малькольм Фиш»), и заезжим гриботерапевтом из Танзании.
- Пода-а-а-айте Христа Ради! – древнейшее славянское чувство, скопившееся внутри на протяжении последних недель, вдруг излилось из меня - само собою, как божья роса, как тёплое дуновение из летка старой родительской буржуйки...
- Ты шшшшшшто творишшшшь, придурок?! – прошипел Кулиш и с силой двинул мне кулаком по почке. Аджна-чакры от боли подогнулись, и я чуть было не повалился в корзину с сушёными мухоморами. Со страху захотелось писать... – Придумай какое нибудь умное слово и кричи его. Понял?! Без пизды тебе говорю: провалишь шоу – останешься без пива!
- Bespesdy-y-y, bespesdy-y-y, - загорланил я в голос, переминаясь с ноги на ногу. Тут же со всех сторон ко мне начала подтягиваться заинтригованная паства. - Bespesdy-y-y!
Вот в кепку упал первый десятицентовик, затем, с упоительным звоном, - полтишок, а потом... самая настоящая БУМАЖНАЯ ПЯТЁРКА!!! Давненько дела на финансовых рынках не складывались для меня столь обнадёживающе:
- Bespesdy-y-y!!!
***
Мой коллега слева, Мальком Фиш, вот уже с полчаса крайне неодобрительно поглядывающий то на меня, то на мою, изрядно потяжелевшую от лепты кепку, приготовился уже было наслать все ужасные проклятия, самые ужасные, наиужаснейшие из доступных лишь Рабам Божьим 2-го уровня, но ситуацию, как обычно, разрулил Кулиш (О, мой верный Ангел! О, мой Друг и Спаситель!).
Кулиш приобнял Малькольма Фиша за плечи и шёпотом предложил решить возникшую проблему по-христиански, а если не по-христиански, так по-мусульмански, по-буддистски или по-пацански, а если все эти варианты никак не катят, то как-то по-авраамически, что ли?
- Какая разница, - веско рассудил Кулиш, - где в конце концов найдут пристанище все эти бедные, заблудшие овцы? Лишь бы нашли! Мы ведь всегда готовы поделиться овцами с коллегами! И если б уважаемый Нахунду Мганга (гриботерапевт справа) согласился хоть на пару минут принять себе достойное имя Авраам, взять вот эту вот двадцатку и сгонять в ближайший «OffLicence» за бутылкой, то...
Уважаемый Нахунду колебался недолго: принял от Кулиша имя Авраам и двадцатку и побежал в ларёк, но строго-настрого наказал присматривать за своей драгоценной корзиной...
***
- Bespesdy-y-y!
- What? What? – старушка, приблизившаяся ко мне, благоухала свежей мятой, деньгами и бергамотом. – Что это за странный, но такой умопомрачительно красивый язык?
- Рашн! Пиджин Рашн! Позвольте представится, уважаемая миссис: Валерий, Валерий Григорьевич Распутин, Магистр Ордена Высшего Эрцберцгерона, внебрачный сын Императрицы! Bespesdy!
- Я - мисс, - засмущалась бергамотная старушенция, да так интенсивно, что даже седые кудри её порозовели.
Я тайно почесал вспотевший вдруг эгрегор сквозь тонкую ткань карманной подкладки:
- Это легко поправимо, мисс! Позвольте мне только понаблюдать движения дактобозонов по вашей хира... хера... (блять! Как же там ладонь по латыни?! Кулиш, сука, выручай!) на вашем херо манто!
Старушка понятливо улыбнулась и кокетливо протянула мне краешек своего облезшего кроличьего манто.
- Так-так-так... Поначалу пронаблюдаем совместимость астроболитических спинов... Дезавиируем абсорбции... Так-так! Теперь наводим энергетический канал в тонкий Мир... Готово! А потом.. потом, - внезапно меня осенила гениальная мысль (нечасто меня посещают столь перспективные идеи!). - Если Вы соблаговолите пригласить меня на чай, мы завершим обработку Вашей кармы мощным эгрегоральным вторжением и брачным договором!
- Эгрег... Как? Как вы сказали? – заинтересованно переспросила старушка.
- Эгрегоральным! Да! Но есть, конечно, и другие способы... Я в совершенстве владею всеми!
- Ой, - вдруг понурившись, сказала пожилая дама. – Была бы рада, но я ведь потомственная герцогиня Кавендрищ... и не имею права вступать в случайные мезальянсы...
- Хм... Но, мисс! Перед вами же Сам Сын Российской Императрицы! – не растерялся я. – И, как достойный потомок своего отца, блаженного мученика Григория, умею поддерживать свой эгрегор в состоянии эгрегции! И даже не страдаю преждевременной эгрегуляцией!
- Ане хаарошее колдуна! – подтвердил наш Авраам, галантно протягивая герцогине пластмассовый стаканчик с амброзией. – Оченне харошее колдуне! Мама-таку-зви-бамбу!
- Мама-таку? – растерянно переспросила Кавендрищ.
- Йес-йес! Мама-таку!
- Слышь... – Малькольм Фиш незаметно подтолкнул меня плечом и быстро-быстро зашептал на ухо. – Скажи ей, что у меня тоже... этот... как его... эгрегорчик есть. Небольшой, правда, пока, но...
***
В ту ночь немногие счастливцы могли наблюдать на Лейтон-стрит необычную картину.
Лихая тройка удалых эгрегоров, запряжённая герцогиней Кавендрищ цугом, гарцевала вдоль и поперёк квартала, причудливо заплетаясь меж собою чакрами, исполняя затейливые па, прыжки и аллюры. Мальком Фиш, Раб Божий 2-й степени, был переведёт мною ступенью выше, о чём я и заявил ему после третьей амброзии:
- Передай там своей Иегове, что Раб, отказавшийся загнать цыганам общественный костюм, но не пожалевший ради друзей собственной рубахи – просто Герой! Мученик и Святой! Так и скажи: Валерий Эгрегорьевич Раступин настаивает...
Авраам той ночью навсегда отказался от грибов, семьи и язычества и перешёл в магометанскую веру...
- Почему не в христианство, приятель?
- Я не смогу скушать этит жирьный свиня Кавендрищь... Таже... Таже са оченне пальшие тэньги... Прасти миня, друк! Мама-таку?
- Мама-таку, друг!
