-1-
Мечта моя, мечта моя, мечта -
ты девочка со складкою у рта.
Ты девочка в хитончике, босая,
не уходи к другим, меня бросая.
Ты так легка в измене и в коварстве,
ты шлюшка из таверны в древнем царстве,
ты проститутка с берегов Боспора,
ты поцелуй за гранью разговора.
Ты губы вишен через вишней листья.
И рыжая твоя причёска лисья
мелькает тыщу лет в степи, и греки
вдруг открывали смеженные веки.
И думали - опасное оно,
когда не разбавляется, вино.
Увидеть можно нимфу, а потом
пол-суток будешь нервно дёргать ртом.
Поскольку для меня лишь ты - и вот
меня целуешь в пересохший рот,
и слаще мне элладского вина
твоя, мечта, полынная слюна.
-2-
Покатилась бусинка в край далёкий.
Я теперь без бусинки одинокий.
А она всё катится степью спелой,
а она всё катится каплей белой.
И она теперь ведь - одна на свете.
Рано-поздно бросит любовник-ветер.
Рано-поздно нанижется на травинку.
Потеряет радость свою - тропинку.
А держалась бусинка на аорте,
на её гайтане, да в старом чёрте.
И теперь он ходит больным да слабым,
обнимает плечи он скифским бабам.
И текут по венам его свинцом
небо и земля - голубым Донцом.
И стрелу достал и глядит с улыбкой
половецкий всадник за гранью зыбкой.
-3-
Всё спокойно, спокойно,
не дрожит ни листа.
Бессарабская дойна,
взгорок возле креста.
Всё не очень серьёзно,
но умру я всерьёз,
вот и смотрит бесслёзно
бессарабский Христос.
Помнишь, как танцевала,
пела песни навзрыд,
каблучки поломала.
Что там в небе горит?
Православная вера
запрещает смотреть,
как звезда Люцифера
может сладко гореть.
Всё спокойно, довольна,
щиплет травку овца.
И одним только больно
в небе звёздам Отца.
-4-
Не видел я лондонской птицы,
не видел, как в Глобусе рвут
зашедшему сердце - страницы,
и ныне сверх-модные тут.
И крепко запомнил ресницы
девчонки, чья юбка длинней,
чем улица пыльной станицы.
Но я не женился на ней.
Махнул ей из поезда детской
ладошкой. И хлынул в ответ
дорожной станицы Советской
печальный, но солнечный свет
ответной девчачьей ладошки.
Рванувшись, поехал вагон.
С печальной гримаскою кошки
девчонка глядела вдогон.
Пускай она будет Маруся,
а нет - так зовётся она
шотландской женою. Не струсив,
решала всё эта жена.
И кровь проливала с улыбкой,
и млеко лилось из грудей,
когда наклонялась над зыбкой
как всякая из матерей.
С такой же улыбкою-светом,
с каким проводила меня,
склонится она над Макбетом,
его ни за что не виня.
Увидит в глазницах что надо -
дорогу, телегу, гусей,
кубанскую гроздь винограда
и солнце над родиной всей.
-5-
Когда для нас придёт весна,
то Дон под майскою луною
качнёт седою головою,
хлебнув ростовского вина.
И Аграфена выйдет петь,
простая девка Аграфена,
ты прядь, не видевшую фена,
да поцелуями отметь.
Пока и я, и ты ещё
идём по пыльному майдану,
я тоже петь не перестану
и пыль мести своим плащом.
А дальше - травы и цветы,
и Аграфены брови чёрны -
пусть будет сын, в неё влюблённый,
не знать, куда уходишь ты.
И отчего светлы так плечи,
и отчего бессонны мы,
и ой, не вечер то, не вечер,
да с каждым шагом гуще тьмы.
-6-
Если девочке не петь,
кто тогда споёт нам, кто же?
Если волосы - не медь,
и созвездий нет на коже.
Если девка не рыжа,
Из-за девки, из-за рыжей,
кто попробует ножа,
захлебнётся алой жижей.
Если смерть не ходит тут,
где в ячменном чистом поле,
васильки её цветут
ради гибели на воле.
Ради схватки двух братьёв,
что решат друг друг в схватке,
полно горло соловьёв,
заходящихся в припадке.
-7-
Наташе
Ну вот и закончилась эта минутка.
Всё так же белеет ночная сорочка.
Чего ты хотела, Аксинья, Аксютка?
Чтоб длилась и длилась горячая ночка?
Сорочка всё та же, да только впитала
полынную кровь от помятой полыни,
и кровь эта ночью горячей хлестала,
и, что тут поделаешь, хлещет поныне.
Примятой полыни поломаны кости -
любовь - это, в общем, одна хирургия.
И ходят без жалости в летние гости
другие Аксиньи и Гришки другие.
Мечта моя, мечта моя, мечта -
ты девочка со складкою у рта.
Ты девочка в хитончике, босая,
не уходи к другим, меня бросая.
Ты так легка в измене и в коварстве,
ты шлюшка из таверны в древнем царстве,
ты проститутка с берегов Боспора,
ты поцелуй за гранью разговора.
Ты губы вишен через вишней листья.
И рыжая твоя причёска лисья
мелькает тыщу лет в степи, и греки
вдруг открывали смеженные веки.
И думали - опасное оно,
когда не разбавляется, вино.
Увидеть можно нимфу, а потом
пол-суток будешь нервно дёргать ртом.
Поскольку для меня лишь ты - и вот
меня целуешь в пересохший рот,
и слаще мне элладского вина
твоя, мечта, полынная слюна.
-2-
Покатилась бусинка в край далёкий.
Я теперь без бусинки одинокий.
А она всё катится степью спелой,
а она всё катится каплей белой.
И она теперь ведь - одна на свете.
Рано-поздно бросит любовник-ветер.
Рано-поздно нанижется на травинку.
Потеряет радость свою - тропинку.
А держалась бусинка на аорте,
на её гайтане, да в старом чёрте.
И теперь он ходит больным да слабым,
обнимает плечи он скифским бабам.
И текут по венам его свинцом
небо и земля - голубым Донцом.
И стрелу достал и глядит с улыбкой
половецкий всадник за гранью зыбкой.
-3-
Всё спокойно, спокойно,
не дрожит ни листа.
Бессарабская дойна,
взгорок возле креста.
Всё не очень серьёзно,
но умру я всерьёз,
вот и смотрит бесслёзно
бессарабский Христос.
Помнишь, как танцевала,
пела песни навзрыд,
каблучки поломала.
Что там в небе горит?
Православная вера
запрещает смотреть,
как звезда Люцифера
может сладко гореть.
Всё спокойно, довольна,
щиплет травку овца.
И одним только больно
в небе звёздам Отца.
-4-
Не видел я лондонской птицы,
не видел, как в Глобусе рвут
зашедшему сердце - страницы,
и ныне сверх-модные тут.
И крепко запомнил ресницы
девчонки, чья юбка длинней,
чем улица пыльной станицы.
Но я не женился на ней.
Махнул ей из поезда детской
ладошкой. И хлынул в ответ
дорожной станицы Советской
печальный, но солнечный свет
ответной девчачьей ладошки.
Рванувшись, поехал вагон.
С печальной гримаскою кошки
девчонка глядела вдогон.
Пускай она будет Маруся,
а нет - так зовётся она
шотландской женою. Не струсив,
решала всё эта жена.
И кровь проливала с улыбкой,
и млеко лилось из грудей,
когда наклонялась над зыбкой
как всякая из матерей.
С такой же улыбкою-светом,
с каким проводила меня,
склонится она над Макбетом,
его ни за что не виня.
Увидит в глазницах что надо -
дорогу, телегу, гусей,
кубанскую гроздь винограда
и солнце над родиной всей.
-5-
Когда для нас придёт весна,
то Дон под майскою луною
качнёт седою головою,
хлебнув ростовского вина.
И Аграфена выйдет петь,
простая девка Аграфена,
ты прядь, не видевшую фена,
да поцелуями отметь.
Пока и я, и ты ещё
идём по пыльному майдану,
я тоже петь не перестану
и пыль мести своим плащом.
А дальше - травы и цветы,
и Аграфены брови чёрны -
пусть будет сын, в неё влюблённый,
не знать, куда уходишь ты.
И отчего светлы так плечи,
и отчего бессонны мы,
и ой, не вечер то, не вечер,
да с каждым шагом гуще тьмы.
-6-
Если девочке не петь,
кто тогда споёт нам, кто же?
Если волосы - не медь,
и созвездий нет на коже.
Если девка не рыжа,
Из-за девки, из-за рыжей,
кто попробует ножа,
захлебнётся алой жижей.
Если смерть не ходит тут,
где в ячменном чистом поле,
васильки её цветут
ради гибели на воле.
Ради схватки двух братьёв,
что решат друг друг в схватке,
полно горло соловьёв,
заходящихся в припадке.
-7-
Наташе
Ну вот и закончилась эта минутка.
Всё так же белеет ночная сорочка.
Чего ты хотела, Аксинья, Аксютка?
Чтоб длилась и длилась горячая ночка?
Сорочка всё та же, да только впитала
полынную кровь от помятой полыни,
и кровь эта ночью горячей хлестала,
и, что тут поделаешь, хлещет поныне.
Примятой полыни поломаны кости -
любовь - это, в общем, одна хирургия.
И ходят без жалости в летние гости
другие Аксиньи и Гришки другие.